Из книги "Двойник"
ЛИНТВАРЕВЫ
На северо-восточной окраине Сум река Псел выходит на большой дачный массив и делает крутой поворот к югу, образуя излучину, названную Лукой. Здесь, у подножия Липецкого (Липенского) городища, в парке, располагаются остатки бывшего архитектурного ансамбля усадьбы помещиков Линтваревых. От семи построек сохранились лишь три – барский дом и два флигеля.
И только одна из них ‒ бывший домик с колоннами, где в свое время жила семья Чеховых и где сейчас расположен музей, находится в удовлетворительном состоянии. Остальные ‒ в стадии разрушения.
На Луке до наших дней сохранились остатки большого городища времен Киевской Руси (ряд исследователей отождествляют его с древнерусским городом Липовецком, упоминаемом в летописи под 1283-1284 годами). В течение XVII-XIX веков это было вполне самостоятельное поселение – сначала слобода, затем село. В конце XVII века Лука принадлежала полковнику Герасиму Кондратьеву, основателю Сум.
Во второй половине XVIII века Лукой владел сенатор и генерал М. Б. Самойлов, который на протяжении 1780-1790 годов построил каменный господский дом. Он затем неоднократно перестраивался. Этот дом стал ядром усадебного комплекса.
Родоначальник Литваревых — Павел Михайлович Линтварев — получил лучанские земли в 1825 году по духовному завещанию своего родного дяди Михаила Кузьмича Лаврентьева, отец которого в 1783 году откупил их у Степана Ивановича Кондратьева, потомка первого сумского полковника. От Павла Михайловича имение перешло к сыну — Михаилу Павловичу, после смерти которого хозяйкой усадьбы стала его вдова Александра Васильевна Линтварева.
Линтваревы были потомками сумского казачьего сотника Андрея Марченко и играли ведущую роль среди местного дворянства.
В 1825 году в усадьбе был сооружен деревянный западный флигель, в середине XIX века – каменный восточный. Оба они, вместе с каменным усадебным домом, сохранились доныне.
С фамилией Линтваревых связано строительство храма Иоанна Предтечи на Луке.
Основатель города Сумы сотник Герасим Кондратьев выступил строителем женского монастыря Рождества Иоанна Предтечи, который находился на Луке. Монастырь был основан в 1687 году. Главный храм Иоанна Предтечи был освящен в 1691 году. Через некоторое время монастырь закрыли, деревянные храмы снесли.
В начале ХIХ века попечение о церкви Иоанна Предтечи принял Павел Михайлович Линтварев. Он родился в 1792 году, крестился здесь же, на Луке, во Введенской церкви. После закрытия монастыря добился разрешения восстановления церкви Иоанна Предтечи. Истратил на богоугодное дело с 1834 по 1839 годы 20 тысяч рублей. Много лет был церковным старостой.
В описании Харьковской епархии 1904 года по церкви Рождества Иоанна Предтечи сл. Лука Сумского уезда записано: «Построена в 1837 году на средства надворного советника Павла Линтварева, каменная, однопрестольная, от Харькова в 150 верстах, ближайшие почта-телеграф г. Сумы в 3 верстах».
Павел Михайлович выступил старостой, строителем и попечителем храма.
С имением Линтваревых связан украинский период жизни и творчества великого русского писателя А. П. Чехова.
В 1888 году по совету сумчан Семашко и Николаенко Антон Павлович решил провести каникулы на Луке. В то время его брат Николай проживал в «Восточных меблированных комнатах». Его соседями были двое указанных выше музыкантов.
Один из них, Александр Иваненко, приехав в Москву обучаться игре на фортепьяно, обнаружил, что инструментов на всех не хватает. Тогда он выбрал флейту. Другим был виолончелист Мариан Семашко.
Антон Павлович познакомился с музыкантами благодаря брату Николаю. Они и рассказали писателю о семье помещиков Линтваревых. Последние поправляли семейный бюджет, сдавая на лето дачи.
Антон Павлович послал «на разведку» брата Михаила, который заехал на Луку по дороге в Таганрог. Михаил остался о даче невысокого мнения. Перед этим семья отдыхала в Бабкино, которое ни в какое сравнение не шло с усадьбой на Луке. Он не советовал родственникам ехать в Украину.
Впоследствии Михаил вспоминал: «После щегольского Бабкина Лука произвела на меня ужасно унылое впечатление. Усадьба была запущена, посреди двора стояла, как казалось, никогда не просыхавшая лужа, в которой с наслаждением валялись громаднейшие свиньи и плавали утки, парк походил на дикий, нерасчищенный лес, да еще в нем находились могилы…».
Однако Антон Павлович не послушал Мишу и не пожалел о своем решении. Линтваревы были непохожи на Киселевых, которые сдавали Чеховым дачу в Бабкино. В то время как Киселевы с их вольными нравами и высокомерием жили аристократами, Линтваревы, дворяне с твердыми устоями, были трудолюбивыми землевладельцами и готовыми жертвовать собой либералами.
Лучанские впечатления наложили отпечаток на дальнейшую жизнь и творчество писателя, хотя некоторые исследователи его творчества и биографы утверждают обратное. Именно здесь, по словам литературоведа С. В. Венгерова, произошел окончательный переход «от литературной деятельности юмориста Антоши Чехонте к творчеству Антона Чехова».
С владельцами усадьбы у писателя сразу установились дружеские отношения. Это была культурная семья с украинофильскими настроениями. Украинофи́льство (любовь к Украине) — общественно-литературное движение середины XIX века среди украинцев в России. Представители этого движения стремились сохранять и развивать язык, литературу и культурные особенности украинского народа (в то время именуемого малороссами).
Антон Павлович писал А. Н. Плещееву: «Украинофильство Линтваревых – это любовь к теплу, к костюму, к языку, к родной земле! Оно симпатично и трогательно».
Эту большую семью составляли хозяйка усадьбы Александра Васильевна Линтварева и пятеро детей: два врача – старшие дочери Зинаида и Елена; учительница – младшая дочь Наталья; земский деятель – старший сын Павел и музыкант – младший сын Георгий. «Народ здесь литературный. Знают про все», – отзывался Чехов о семье помещиков Линтваревых.
Линтваревы поддерживали связи с видными представителями научной интеллигенции. На Луку приезжали: известный харьковский профессор-химик В. Ф. Тимофеев; профессор, доктор истории, преподаватель Бестужевских курсов А. Я. Ефименко; историк литературы, академик Н. А. Котляревский; врач, писатель, экономист, теоретик либерального народничества В. П. Воронцов и др.
Антона Павловича сразу поразила чудесная украинская природа, сама усадьба Линтваревых.
Он писал А. С. Суворину 30 мая 1888 года: «Живу я на берегу Псла, во флигеле старой барской усадьбы. Нанял я дачу заглазно, наугад и пока еще не раскаялся в этом. Река широка, глубока, изобильна островами, рыбой и раками, берега красивы, зелени много… А главное, просторно до такой степени, что мне кажется, что за свои сто рублей я получил право жить на пространстве, которому не видно конца».
Не менее сильное впечатление на писателя произвели хозяева. Просвещенные помещики, либералы, демократы, трудолюбивые землевладельцы, которые не почитали праздность.
Гость Чехова, известный русский поэт Алексей Николаевич Плещеев так отозвался об усадьбе на Луке:
Цветущий мирный уголок,
Где отдыхал я от тревог
ЛИНТВАРЕВЫ
На северо-восточной окраине Сум река Псел выходит на большой дачный массив и делает крутой поворот к югу, образуя излучину, названную Лукой. Здесь, у подножия Липецкого (Липенского) городища, в парке, располагаются остатки бывшего архитектурного ансамбля усадьбы помещиков Линтваревых. От семи построек сохранились лишь три – барский дом и два флигеля.
И только одна из них ‒ бывший домик с колоннами, где в свое время жила семья Чеховых и где сейчас расположен музей, находится в удовлетворительном состоянии. Остальные ‒ в стадии разрушения.
На Луке до наших дней сохранились остатки большого городища времен Киевской Руси (ряд исследователей отождествляют его с древнерусским городом Липовецком, упоминаемом в летописи под 1283-1284 годами). В течение XVII-XIX веков это было вполне самостоятельное поселение – сначала слобода, затем село. В конце XVII века Лука принадлежала полковнику Герасиму Кондратьеву, основателю Сум.
Во второй половине XVIII века Лукой владел сенатор и генерал М. Б. Самойлов, который на протяжении 1780-1790 годов построил каменный господский дом. Он затем неоднократно перестраивался. Этот дом стал ядром усадебного комплекса.
Родоначальник Литваревых — Павел Михайлович Линтварев — получил лучанские земли в 1825 году по духовному завещанию своего родного дяди Михаила Кузьмича Лаврентьева, отец которого в 1783 году откупил их у Степана Ивановича Кондратьева, потомка первого сумского полковника. От Павла Михайловича имение перешло к сыну — Михаилу Павловичу, после смерти которого хозяйкой усадьбы стала его вдова Александра Васильевна Линтварева.
Линтваревы были потомками сумского казачьего сотника Андрея Марченко и играли ведущую роль среди местного дворянства.
В 1825 году в усадьбе был сооружен деревянный западный флигель, в середине XIX века – каменный восточный. Оба они, вместе с каменным усадебным домом, сохранились доныне.
С фамилией Линтваревых связано строительство храма Иоанна Предтечи на Луке.
Основатель города Сумы сотник Герасим Кондратьев выступил строителем женского монастыря Рождества Иоанна Предтечи, который находился на Луке. Монастырь был основан в 1687 году. Главный храм Иоанна Предтечи был освящен в 1691 году. Через некоторое время монастырь закрыли, деревянные храмы снесли.
В начале ХIХ века попечение о церкви Иоанна Предтечи принял Павел Михайлович Линтварев. Он родился в 1792 году, крестился здесь же, на Луке, во Введенской церкви. После закрытия монастыря добился разрешения восстановления церкви Иоанна Предтечи. Истратил на богоугодное дело с 1834 по 1839 годы 20 тысяч рублей. Много лет был церковным старостой.
В описании Харьковской епархии 1904 года по церкви Рождества Иоанна Предтечи сл. Лука Сумского уезда записано: «Построена в 1837 году на средства надворного советника Павла Линтварева, каменная, однопрестольная, от Харькова в 150 верстах, ближайшие почта-телеграф г. Сумы в 3 верстах».
Павел Михайлович выступил старостой, строителем и попечителем храма.
С имением Линтваревых связан украинский период жизни и творчества великого русского писателя А. П. Чехова.
В 1888 году по совету сумчан Семашко и Николаенко Антон Павлович решил провести каникулы на Луке. В то время его брат Николай проживал в «Восточных меблированных комнатах». Его соседями были двое указанных выше музыкантов.
Один из них, Александр Иваненко, приехав в Москву обучаться игре на фортепьяно, обнаружил, что инструментов на всех не хватает. Тогда он выбрал флейту. Другим был виолончелист Мариан Семашко.
Антон Павлович познакомился с музыкантами благодаря брату Николаю. Они и рассказали писателю о семье помещиков Линтваревых. Последние поправляли семейный бюджет, сдавая на лето дачи.
Антон Павлович послал «на разведку» брата Михаила, который заехал на Луку по дороге в Таганрог. Михаил остался о даче невысокого мнения. Перед этим семья отдыхала в Бабкино, которое ни в какое сравнение не шло с усадьбой на Луке. Он не советовал родственникам ехать в Украину.
Впоследствии Михаил вспоминал: «После щегольского Бабкина Лука произвела на меня ужасно унылое впечатление. Усадьба была запущена, посреди двора стояла, как казалось, никогда не просыхавшая лужа, в которой с наслаждением валялись громаднейшие свиньи и плавали утки, парк походил на дикий, нерасчищенный лес, да еще в нем находились могилы…».
Однако Антон Павлович не послушал Мишу и не пожалел о своем решении. Линтваревы были непохожи на Киселевых, которые сдавали Чеховым дачу в Бабкино. В то время как Киселевы с их вольными нравами и высокомерием жили аристократами, Линтваревы, дворяне с твердыми устоями, были трудолюбивыми землевладельцами и готовыми жертвовать собой либералами.
Лучанские впечатления наложили отпечаток на дальнейшую жизнь и творчество писателя, хотя некоторые исследователи его творчества и биографы утверждают обратное. Именно здесь, по словам литературоведа С. В. Венгерова, произошел окончательный переход «от литературной деятельности юмориста Антоши Чехонте к творчеству Антона Чехова».
С владельцами усадьбы у писателя сразу установились дружеские отношения. Это была культурная семья с украинофильскими настроениями. Украинофи́льство (любовь к Украине) — общественно-литературное движение середины XIX века среди украинцев в России. Представители этого движения стремились сохранять и развивать язык, литературу и культурные особенности украинского народа (в то время именуемого малороссами).
Антон Павлович писал А. Н. Плещееву: «Украинофильство Линтваревых – это любовь к теплу, к костюму, к языку, к родной земле! Оно симпатично и трогательно».
Эту большую семью составляли хозяйка усадьбы Александра Васильевна Линтварева и пятеро детей: два врача – старшие дочери Зинаида и Елена; учительница – младшая дочь Наталья; земский деятель – старший сын Павел и музыкант – младший сын Георгий. «Народ здесь литературный. Знают про все», – отзывался Чехов о семье помещиков Линтваревых.
Линтваревы поддерживали связи с видными представителями научной интеллигенции. На Луку приезжали: известный харьковский профессор-химик В. Ф. Тимофеев; профессор, доктор истории, преподаватель Бестужевских курсов А. Я. Ефименко; историк литературы, академик Н. А. Котляревский; врач, писатель, экономист, теоретик либерального народничества В. П. Воронцов и др.
Антона Павловича сразу поразила чудесная украинская природа, сама усадьба Линтваревых.
Он писал А. С. Суворину 30 мая 1888 года: «Живу я на берегу Псла, во флигеле старой барской усадьбы. Нанял я дачу заглазно, наугад и пока еще не раскаялся в этом. Река широка, глубока, изобильна островами, рыбой и раками, берега красивы, зелени много… А главное, просторно до такой степени, что мне кажется, что за свои сто рублей я получил право жить на пространстве, которому не видно конца».
Не менее сильное впечатление на писателя произвели хозяева. Просвещенные помещики, либералы, демократы, трудолюбивые землевладельцы, которые не почитали праздность.
Гость Чехова, известный русский поэт Алексей Николаевич Плещеев так отозвался об усадьбе на Луке:
Цветущий мирный уголок,
Где отдыхал я от тревог
И суеты столицы душной,
Я буду долго вспоминать,
Когда вернусь в нее опять,
Судьбы велениям послушный.
Отрадно будет мне мечтой
Перенестись сюда порой,
Перенестись к семье радушной,
Где теплый дружеский привет
Нежданно встретил я, где нет
Ни светской чопорности скучной,
Ни карт, ни пошлой болтовни,
С пустой жизнью неразлучной;
Но где в труде проходят дни,
И чистый бескорыстный труд
На благо края своего
Ценить умеет темный люд,
Платя любовью за него.
Не раз мечта перенесет
Меня в уютный домик тот,
Где вечером, под звук рояли,
В душе усталой оживали
Волненья давних, прошлых дней
Весны умчавшейся моей -
Ее восторги и печали!
Спасибо, добрые друзья,
За теплый, ласковый привет,
Которым был я здесь согрет!
Спасибо вам! И если снова
Не встречусь с вами в жизни я,
То помяните добрым словом
В беседе дружеской меня.
Александра Васильевна Линтварева ‒ девичья фамилия Розальон-Сошальская (1833‒1909 годы) была владелицей усадьбы на Луке. От знакомства с ней русский писатель с первых же встреч был в восторге. 30 мая 1888 года он писал А. С. Суворину: " Хозяева мои оказались очень милыми и гостеприимными людьми… Мать-старуха, очень добрая, сырая, настрадавшаяся вдоволь женщина; читает Шопенгауэра и ездит в церковь на акафист; добросовестно штудирует каждый № "Вестника Европы" и "Северного вестника" и знает таких беллетристов, какие мне и во сне не снились; придает большое значение тому, что в ее флигеле жил когда-то художник Маковский, а теперь живет молодой литератор; разговаривая с Плещеевым, чувствует во всем теле священную дрожь…".
К этому первому впечатлению писателя о хозяйке дома нечего прибавить. Александра Васильевна была очень образованной женщиной. Каждый день из поместья ездила на почту повозка, которая привозила не только корреспонденцию, но многочисленные газеты и журналы, литературу.
Чехов высоко отзывался о всех Линтваревых, но особой его благодарности заслуживали женщины.
«Хочу сказать вам тысячу теплых слов, ‒ писал он. ‒ Если бы было принято молитвославить святых женщин и дев раньше, чем ангелы небесные относят их души в рай, то давно бы написал вам акафист и читал его на коленях каждый день. Но поскольку это не принято, то ограничиваюсь лишь тем, что зажигаю в своем сердце на вашу честь лампаду и прошу верить в искренность и постоянство моих чувств. Само собой понятно, что среди них особое место занимает благодарность».
Для Антона Павловича, который думал на даче заниматься медицинской практикой, это было приятной неожиданностью.
Самая старшая из дочерей ‒ Зинаида Михайловна Линтварева (1857–1891 годы). После окончания курсов в Петербурге она работала в престижных медицинских учреждениях. Однако страшная болезнь заставила ее возвратиться в имение.
"Гордость всей семьи и, как величают ее мужики, святая, – писал Чехов Суворину 30 мая 1888 года, – изображает из себя воистину что-то необыкновенное. У нее опухоль в мозгу; от этого она совершенно слепа, страдает эпилепсией и постоянной головной болью. Она знает, что ожидает ее, и стоически, с поразительным хладнокровием говорит о смерти, которая близка. Врачуя публику, я привык видеть людей, которые скоро умрут, и я всегда чувствовал себя как-то странно, когда при мне говорили, улыбались или плакали люди, смерть которых была близка, но здесь, когда я вижу на террасе слепую, которая смеется, шутит или слушает, как ей читают мои "Сумерки", мне уж начинает казаться странным не то, что докторша умрет, а то, что мы не чувствуем своей собственной смерти и пишем "Сумерки", точно никогда не умрем".
Зинаида Михайловна была строгая и требовательная к себе и другим, во всем любила порядок.
Особенно она терпеть не могла пьяниц.
В письме Е. М. Линтваревой от 23 ноября 1888 года из Москвы Антон Павлович пишет: «Зинаида Михайловна писала Мише, что (…) бьет коромыслом только пьяных. Спасите меня, о неба херувимы!».
Видевшие ее первый раз люди не могли представить, что эта суровая женщина неизлечимо болеет страшной болезнью. Она никогда никому не жаловалась, как ей тяжело.
Антон Павлович сочувствовал Святой Зинаиде и восхищался ею. Она стойко переносила тяжелую болезнь, чем подавала пример молодому русскому писателю, который страдал от чахотки.
После смерти Святой Зинаиды в еженедельной медицинской газете "Врач" Чехов поместил материал:
«24 ноября, близь Сум (Харьковской губернии), в своем родовом имении скончалась женщина-врач Зинаида Михайловна Линтварева. По окончании курса покойная некоторое время работала в клинике проф. Ю. Т. Чудновского. Все знавшие ее в это время сохранили о ней память как о даровитом, трудолюбивом враче и хорошем товарище. К сожалению, судьба готовила З. М. тяжкое испытание. Пять лет тому назад она потеряла зрение. Тяжкая болезнь (по-видимому, опухоль в черепном мозгу) постепенно, безостановочно парализовала у несчастной конечности, язык, мышцы лица, память. Для семьи, для которой она была предметом гордости и блестящих надежд, для всех ее знавших и для крестьян, о которых она так искренне заботилась, оставалось одно печальное утешение ‒ то редкое и замечательное терпение, с которым З. М. выносила свои страдания. В то самое время, когда вокруг нее зрячие и здоровые жаловались порой на свою судьбу, она ‒ слепая, лишенная свободы движений и обреченная на смерть, ‒ не роптала, утешала и ободряла жаловавшихся.
Сообщено доктором А. П. Чеховым».
14 декабря 1891 года Антон Павлович писал Н. М. Линтваревой: "В эту осень мне многих пришлось похоронить, и я даже как-то оравнодушел к чужой смерти, но Ваше семейное горе произвело на меня тяжелое впечатление. Зинаида Михайловна хорошо сделала, что умерла, – это правда, но все-таки ужасно жаль ее. У меня недавно была жена Гаршина, вдова. Она знала Вашу сестру, когда еще та была здорова…"
Вторая сестра Елена Михайловна Линтварева (1859–1922 годы) тоже окончила курсы врачей в Петербурге. Оказывала крестьянам бесплатную медицинскую помощь. Вот что писал о ней Антон Павлович: «Вторая дочь ‒ тоже женщина-врач, старая дева, тихое, застенчивое, бесконечно доброе, любящее всех и некрасивое создание. Больные для нее сущая пытка, и с ними она мнительна до психоза. На консилиумах мы всегда не соглашаемся: я являюсь благовестником там, где она видит смерть, и удваиваю дозы, которые она дает. Где же смерть очевидна и необходима, там моя докторша чувствует совсем не по-докторски. Раз я принимал с нею больных на фельдшерском пункте; пришла молодая хохлушка с злокачественной опухолью желез на шее и на затылке. Поражение захватило так много места, что немыслимо никакое лечение. И вот оттого, что баба теперь не чувствует боли, а через полгода умрет в страшных мучениях, докторша глядела на нее так глубоко-виновато, как будто извинялась за свое здоровье и совестилась, что медицина беспомощна. Она усердно занимается хозяйством и понимает его во всех мелочах».
Елена Михайловна позже стала прекрасным врачом, видевшим социальные корни людских страданий. Она принадлежала к зарождающейся прослойке первых женщин-врачей, получивших право врачевания, которым еще предстояло доказать свои способности. Чехов высоко ценил ее.
После знакомства с Чеховыми Елена Михайловна сохранила связи с ними на всю жизнь. Они постоянно переписывались, гостили друг у друга. У Чехова всю жизнь были с Еленой Михайловной доверительно-уважительные деловые отношения. Она выполняла многие его поручения. То же самое делал Чехов.
В 1888 году у брата писателя Александра умерла жена. Он остался на руках с двумя детьми.
Александр Павлович окончил естественное отделение физико-математического факультета Московского университета, знал шесть языков. В студенческие годы публиковался в юмористических журналах «Зритель», «Москва», «Будильник», чем во многом способствовал к приобщению к миру столичной журналистики юного Антона Чехова. В 1886 году по протекции брата Антона устроился работать в газету «Новое время».
Он приехал в гости на Луку, увидел незамужнюю Елену Михайловну. Им сразу овладела идея жениться на ней.
Несмотря на то, что Александр окончил университет, работал в газете Суворина «Новое время», то есть был столичным журналистом, он не отличался вежливым отношением к женщинам. Пил, ругался, всячески унижал свою покойную жену, грубил.
Антон Павлович постоянно воспитывал брата, как вести себя с женщинами. Однако, тот продолжал свое. Когда Александр написал письмо Елене Михайловне с предложением выйти за него замуж и попросил брата, чтобы тот передал Линтваревой, Антон Павлович разорвал письмо.
Антон Павлович прекрасно понимал, что Елена Михайловна мечтает о семейном счастье. Ей был нужен муж, семья. Но он быстро понял и другое. У Александра ничего не получится. Елена Михайловна относилась к тем женщинам, которая ни минуты не могла терпеть пьянки, грубости Александра, в целом его манеру поведения с женщинами. Он призывал брата поменять свое поведение, остаться на Луке, доказать свое уважение женщине.
Александр не понял брата. Он обиделся и ночью ушел на поезд.
В 1992 году Елену Михайловну направили в Московскую область для борьбы с холерой. Как два врача, которые занимались борьбой с холерой, Чехов и Линтварева сотрудничали.
22 июля 1892 года Антон Павлович писал из Мелихово Н. М. Линтваревой: «Прошли слухи, что Ваша сестра Елена Михайловна мимо нас проехала в Хотунь. Третьего дня я слышал, что она назначена в Белопесоцкую волость. Могли ли мы года три назад подумать, что нам вместе придется воевать с холерой в Серпуховском уезде? Хотунский медицинский участок граничит с моим мелиховским, учрежденным 17-го июля. Значит, сама судьба хочет, чтобы мы были "уважаемыми товарищами". Елене Михайловне предстоит организовать участок; испортит она крови очень много, так как земство наше отличается медлительностью и всю тяжелую организаторскую работу взвалило на врачей. Я злюсь, как цепной пес; у меня 23 деревни, а до сих пор я не получил еще ни одной койки и, вероятно, никогда не получу фельдшера, которого мне обещали в Санитарном совете. Езжу по фабрикам и выпрашиваю как милостыни помещения для своих будущих пациентов. В разъездах я от утра до вечера и уже утомился, хотя холеры еще не было. Вчера вечером мок на проливном дожде, не ночевал дома и утром шел домой пешком по грязи и все время ругался. Моя лень оскорблена во мне глубоко. Думаю, что и Елене Михайловне будет не легче. Но это только в первое время. Через 1-2 недели все войдет в свою колею и мы усядемся. Холера, надо полагать, будет не особенно сильная. Да и сильная не страшна, так как земство снабдило врачей самыми широкими полномочиями. То есть я не получил ни копейки, но могу нанимать избы и людей сколько угодно и в тяжелых случаях могу выписать из Москвы санитарный отряд. Земцы здесь интеллигентные, товарищи дельные и знающие люди, а мужики привыкли к медицине настолько, что едва ли понадобится убеждать их, что в холере мы, врачи, неповинны. Бить, вероятно, нас не будут».
Бескорыстный и упорный труд земских врачей принес ожидаемые результаты. В эпидемию 1892 года в Серпуховском уезде было зарегистрировано всего 14 случаев заболевания с четырьмя смертельными исходами, а очаги инфекции были быстро локализованы. И произошло это не потому, что холера стала менее жестокой, а благодаря той огромной работе, которую проделали врачи.
«…В доброе старое время, когда заболевали и умирали тысячами, не могли и мечтать о тех поразительных победах, какие совершаются теперь на наших глазах. Жаль, что Вы не врач и не можете разделить со мной удовольствия, т. е. достаточно прочувствовать и сознать и оценить все, что делается…», – писал Чехов на курорт в Биарриц сбежавшему от холеры А. С. Суворину.
Когда эпидемия холеры отступила и Антон Павлович сложил с себя официальные полномочия участкового врача, он с удовольствием вспомнил прошедшее лето.
Несмотря на неимоверные затраты сил, на отсутствие помощников, на разбитые дороги, на плохих лошадей и экипаж, нездоровье и безденежье, он напишет: «…Ни одно лето не проводил так хорошо, как это… Мне нравилось и хотелось жить… Завелись новые знакомства и новые отношения. Прежние наши страхи перед мужиками кажутся теперь нелепостью. Служил я в земстве, заседал в Санитарном совете, ездил по фабрикам – и это мне нравилось. Меня уже считают своим…»
Своим его считали в первую очередь врачи и окрестные крестьяне.
Бок о бок с Антоном Павловичем в Белопесоцкой волости того же Серпуховского уезда воевала с холерой его старая знакомая, «уважаемый товарищ» Елена Михайловна Линтварева.
Бывший директор усадьбы А. П. Чехова в Мелихове Юрий Бычков в материалах, посвященных женщинам-антоновкам, вспоминает и Н. М. Линтвареву: «Еще А. П. Чехов был знаком с писательницей Т. Л. Щепкина-Куперник, художницами А. А. Хотянцевой и М. Т. Дроздовой. Неоднократно гостила в Мелихово Н. М. Линтварева, с которой Чеховы подружились еще в Сумах…»
Попробуем разобраться в отношениях между Антоном Павловичем и Натальей Михайловной, что позволило бы ее отнести к женщинам-антоновкам, то есть тем женщинам, которым симпатизировал Чехов.
Наталья Михайловна однозначно испытывала к Антону Павловичу чувство уважения и любви. Об этом свидетельствуют все те же письма. В 1941 году в письме М. П.Чеховой в Ялту из Сум Н. М. Линтварева писала: «Вы знаете, как я увлекалась Антоном Павловичем, а как он относился ко мне, можно узнать по его письмам».
«У нас три недели гостила Наташа Линтварева, ‒ писал Чехов 27 ноября 1889 года. ‒ Стены нашего комодообразного дома дрожали от ее раскатистого смеха. Завидное здоровье и завидное настроение. Пока она у нас жила, в нашей квартире, даже в воздухе чувствовалось присутствие чего-то здорового и жизнерадостного».
После пребывания в Москве в гостях у Чеховых Н. М. Линтварева писала 29 ноября 1889 года: «Вы были так добры ко мне, многоуважаемый Антон Павлович, что у меня не хватает слов для выражения моей глубокой благодарности всему Вашему семейству. На Луке мне скучно, и я не перестаю вспоминать про «Чеховский гостеприимный кров».
Антон Павлович и Наталья Михайловна встречались и переписывались всю его жизнь. Сохранилось 20 писем, которые написал Антон Павлович Наталье Михайловне, и 8, которые она написала ему. Но здесь надо отметить два обстоятельства. Первое, ‒ из опубликованных писем Чехова нельзя сделать четких выводов об их отношениях. Они «правились» Марией Павловной, сестрой писателя, и советскими литературоведами.
Второе, ‒ часть неопубликованных писем А. П. Чехова семье Линтваревых пропала в 1919 году, когда сестры вынуждены были срочно покинуть имение.
Но даже те письма, которые сохранились, свидетельствуют о глубоком уважении писателя к Наталье Михайловне.
«Если бы Вы знали, как мне хочется на Луку! ‒ пишет ей Антон Павлович 1 мая 1897 года. ‒ …Мы, т.е. я и моя фамилия, каждый день собираемся писать Вам и просить Вас, чтобы Вы приехали. У нас такая хорошая погода, Вы не соскучились бы скоро. А Ваш приезд был бы для всех нас, особенно для меня, настоящим праздником».
Письмо Наталье Михайловне от 5 марта 1890 года:
«Этим летом у Вас не буду, так как в апреле по своим надобностям уезжаю на остров Сахалин, откуда вернусь в декабре. Туда еду через Сибирь (11 тысяч верст), а оттуда морем. Миша, кажется, писал Вам, что меня будто кто-то командирует туда, но это вздор. Я сам себя командирую, на собственный счет. На Сахалине много медведей и беглых, так что в случае, если мною пообедают господа звери или зарежет какой-нибудь бродяга, то прошу не поминать лихом.
Конечно, если успею и сумею написать о Сахалине то, что хочу, то пришлю Вам книгу тотчас же по выходе ее в свет; она будет скучна, специальна, состоять будет из одних только цифр, но позвольте рассчитывать на Вашу снисходительность: читая ее, Вы будете удерживать зевоту...
Уважаемым докторам — Елене Михайловне и Зинаиде Михайловне самый сердечный привет.
Александре Васильевне кланяюсь до земли.
Будьте здоровы и благополучны.
Душевно преданный А. Чехов».
Читаем его письмо от 31 июля 1892 года:
«Многоуважаемая Наталья Михайловна, прежде всего шлю Вам великую благодарность за зубровку. Я выпил сразу пять рюмок и нашел, что она превосходно помогает от холеры… …Маша в восторге от Псла, от всех вас и вашего гостеприимства. Если бы не холерные обязанности и не безденежье, то в этом году я непременно побывал бы у Вас. С Вашей сестрой я еще не виделся. А хотелось бы повидаться и поговорить. Холера на носу, а земство только теперь выписывает из Берлина шприцы Кантани и даже эсмарховы кружки. У меня на 25 деревень одна кружка, ни одного термометра и только полфунта карболовой кислоты. Вероятно, и у Вашей сестры не лучше. Блаженны врачи, живущие при лечебницах, а мы, организаторы пунктов, чувствуем себя каждую минуту и убогими и одинокими. У меня на двух фабриках бараки; один — прекрасный, другой — плохой, в деревнях есть бараки помельче, и всё это выпрошено мною у обывателей, и до сих пор я не потратил ни единого земского гроша. Впрочем, всё это мелочи и через неделю, надо полагать, владения царя Мидийского будут готовы для принятия индийских запятых. Земство наше медлительно, но интеллигентно и сговорчиво, соседи милые люди, а мужики, вероятно, драться не будут, ибо привыкли к медицине и боятся холеры.
Сейчас у меня в кабинете была публика. Шел разговор о Вас и о том, что Вы осенью приедете в Мелихово. Я намотал это себе на ус. Приезжайте, сделайте милость».
Письма Наталье Михайловне отличаются деловитостью, уважением, восхищением, тоской по Луке. Он иногда пишет ей в шутливом тоне, но она никогда не выступает у него объектом насмешек, как Лика Мизинова.
Очень показательно в этом плане письмо Линтваревой от 20 июня 1892 года из Мелихово:
«…Спешу Вас обрадовать, уважаемая Наталия Михайловна: нож от второго плуга нашелся, и мы уже препроводили сей плуг в Сумы, доказательством чего служит прилагаемая квитанция. На тебе, убоже, що нам не гоже. Господин главный управляющий не распорядился заплатить за пересылку плуга — вините его, а не меня.
Ну-с, после Вашего отъезда дождя у нас не было и вершковый овес выбросил уже колосья.
Мы погибли: овса не будет. Зато хвощ растет на славу. Вчера побрызгал дождик, но так скупо, что даже пыли не прибил. Кормовая свекла еще не взошла.
Гусак, извините за выраженье, ухватил бабу Федосью за платок и повис на ней. Кухарка Дарья, находясь в сильно чверезом состоянии, повыбрасывала из-под гусынь яйца, так что вылупилось только три врага. Поросенок кусается и ест в саду кукурузу. Милые лошадки ночью поели цветную капусту. Купили за 6 р. телушку, которая от утра до ночи поет густым баритоном. Дарья свирепствует. Постники продолжают во время обеда и ужина блистать своим благочестием. В пруде завелись саламандры и зеленые чёртики. Одним словом, царю Мидийскому остается только издать дикий воинственный крик и бежать куда-нибудь в пустыню».
Для сравнения можно взять одно из писем Лике Мизиновой: «Если Вы умрёте, то Трофим (Trophim) повесится, а Прыщиков заболеет родимчиком. Вашей смерти буду рад только я один. Я до такой степени Вас ненавижу, что при одном только воспоминании о Вас начинаю издавать звуки: «э...», «э...», «э...». Я с удовольствием ошпарил бы Вас кипятком. Мне хотелось бы, чтобы у Вас украли новую шубу (8 р. 30 коп.), калоши, валенки, чтобы вам убавили жалованье и чтобы Трофим (Trophim), женившись на Вас, заболел желтухой, нескончаемой икотой и судорогой в правой щеке... Прощайте, злодейка души моей. Ваш Известный писатель».
Антон Павлович часто обыгрывает украинские слова и выражения, которыми пестрела речь Натальи Михайловны: «завизно», «чверезом состоянии», «на тебе, убоже, що нам не гоже» и так далее.
В рассказе «Человек в футляре» он очень удачно воссоздал украинский национальный характер. Исследователи творчества Чехова отмечают, что писатель наделил Вареньку некоторыми чертами, присущими Н. М. Линтваревой. Очевидно, не случайно Варенька поет с чувством «Виют витры» (из оперы «Наталка-Полтавка»), с таким же чувством рассказывает о своей родине — Гадячском уезде (Полтавской губернии).
Совсем по другому показывает писатель Лику Мизинову в рассказах «Попрыгунья» и «Ариадна».
В письмах Чехова мы находим такие выражения: вся душа моя на Луке, если бы вы знали, как мне хочется на Луку, Венеция сильно напоминает Луку и другие. Самая высокая оценка нашим местам дается в фразе: «Аббация и Адриатическое море великолепны, но Лука и Псёл лучше».
«Продолжаю свои метеорологические наблюдения, ‒ пишет Антон Павлович Наталье Михайловне 21 сентября 1894 года из Аббации. ‒ В Феодосии было холодно. В Ялте светило солнце, но уже нельзя было купаться и гулять без пальто. От Севастополя до Одессы сильно качало. В Одессе пасмурно и холодно. В Вене каждый час дождь. Поехал в Аббацию, в этот рай земной, но и тут дождь!!! Бегу в Милан и потом в Ниццу.
Был я во Львове (Лемберге), галицийской столице, и купил здесь два тома Шевченко...
…Я помаленьку кашляю. Если Ваш брат Жорж в Париже, то сообщите мне его адрес poste restante или еще лучше: Paris, Grand Hotel. Весьма возможно, что я попаду в Париж и буду там повешен на осине.
Аббация и Адриатическое море великолепны, но Лука и Псёл лучше.
Кланяйтесь Александре Васильевне и всем Вашим. Когда пойдете на мельницу, то вообразите мою физиономию и на ней выражение зависти».
Первого октября этого же года Антон Павлович пишет Наталье Михайловне из Генуи:
«Если Вам еще не надоели мои метеорологические наблюдения, то вот Вам еще. Из Аббации я поехал в Триест. В первые сутки здесь шел дождь, я очень боялся за австрийскую пшеницу, но потом наступила ясная, теплая погода, так что можно было кататься на лодке и осматривать громадные пароходы.
Хорошая погода была и в Венеции. Впрочем, по вечерам бывало тут сыровато; быть может, по этой причине, т. е. оттого, что я по вечерам катался в гондоле, меня схватила крапивная лихорадка, не оставляющая меня до сегодня, и для меня теперь нет выше наслаждения, как почесаться о косяк. Венеция чрезвычайно напоминает Луку…
…Путешествие за границей обходится гораздо дешевле, чем, например, поездка на Волгу. Я часто думаю: не собраться ли нам большой компанией и не поехать ли за границу? Это было бы и дешево, и весело. Я, Потапенко, Маша, Вы и т. д., и т. д. Как Вы думаете? Вот пригласите-ка дьякона из города и посоветуйтесь с ним. Если дьякон одобрит, то и поедемте все в будущем году осенью».
Наши места писателю нравились. Но такую высокую их оценку нельзя принимать только за счет их красоты. Немаловажную роль здесь сыграло трепетное отношение к нему всех женщин старого дворянского рода. Небезразличное отношение к нему Натальи Михайловны. Ведь в основном в письмах к ней он высказывает восторженные отзывы о Луке. Все вместе взятое: и природа, и люди, и личное отношение к нему Натальи Михайловны, и погода в Аббации, когда он писал письмо, и привели Чехова к написанию фразы: «Аббация и Адриатическое море великолепны, но Лука и Псёл лучше».
Плюс к этому надо добавить фантазию художника. Вспомните Гоголя и его крылатое выражение: редкая птица долетит до середины Днепра.
Антон Павлович не был обойден вниманием женщин. «Он был очень красив», — считали многие, знавшие писателя. В. И. Немирович-Данченко объяснял успех Чехова у женщин по-мужски и, наверное, более точно: «Русская интеллигентная женщина ничем в мужчине не могла увлечься так беззаветно, как талантом. Думаю, он умел быть пленительным... ».
Он ко всем женщинам относился ровно. Доброжелательно, внимательно, с присущим ему юмором. Не стала исключением и Наталья Михайловна.
Отношения между Линтваревой-младшей и писателем приоткрывает в своих воспоминаниях Екатерина Павловна Колосовская. Кое-что из них записал Павел Сапухин, часть ‒ дочь Екатерины Павловны.
Екатерина Павловна – внебрачная дочь брата хозяйки лучанской усадьбы А. В. Линтваревой Андрея Васильевича Розальон-Сошальского и гувернантки его детей. Андрей Васильевич после смерти своей жены уехал в Одессу и основал там свою театральную труппу. Однако скоро разорился и, не выдержав потрясения, умер от разрыва сердца. А восьмилетняя Катя была взята на воспитание своими родственниками Линтваревыми. По существу, стала членом их семьи.
Колосовская вспоминала: «Наташа Линтварева увлекалась Чеховым и мечтала о браке. Такая перспектива в равной мере увлекала членов семьи Чеховых и Линтваревых. Марья Павловна Чехова, в свою очередь, была трогательно расположена к Жоржу Линтвареву» (об этом мы знаем из писем А. И. Смагина к М. П.Чеховой). И далее: «Отвергла его во имя брата, тогда не сомневаясь в его намерении жениться на Наташе».
Так считали Линтваревы и Чеховы. Для разговоров о женитьбе Антона Павловича на Наталье, наверное, были основания. Но дело до женитьбы не дошло.
В одном из писем Антона Павловича к Суворину, с которым он был вполне откровенен, он говорит об истинном положении вещей. «Жениться я не хочу, да и не на ком, — пишет он в октябре 1892-го года. — Да и шут с ним. Мне было бы скучно возиться с женой. А влюбиться совсем не мешало бы. Скучно без сильной любви».
В это время писатель поддерживал связи и с Натальей Михайловной, и с Ликой Мизиновой, и с другими женщинами. Но они, наверное, не подходили под его высокую планку, которую он установил для любимой женщины.
По всей видимости, сильную любовь он нашел в лице Лидии Алексеевны Авиловой. Она призналась ему в своей любви в рассказе «Забытые письма»: «Жизнь без тебя, даже без вести о тебе, больше, чем подвиг, — это мученичество. Я счастлива, когда мне удается вызвать в памяти звук твоего голоса, впечатление твоего поцелуя на моих губах… Я думаю только о тебе». «Забытые письма» Чехов прочитал и написал ответный рассказ «О любви». В этом рассказе он признается о своих отношениях к Лидии Алексеевне: «Я любил нежно, глубоко, но я рассуждал, я спрашивал себя, к чему может привести наша любовь, если у нас не хватит сил бороться с нею; мне казалось невероятным, что эта моя тихая, грустная любовь вдруг грубо оборвет счастливое течение жизни ее мужа, детей, всего этого дома».
Несмотря на это, Наталья Михайловна входит в число женщин‒антоновок, которым симпатизировал А. П. Чехов.
Наталья Михайловна, как помещица, много делала по хозяйству. Она ремонтирует и строит мельницу, следит, чтобы она работала. Организовывает производство винокуренных заводов. Та же Екатерина Колосовская говорит в своих воспоминаниях, что некоторое время вела бухгалтерский учет на мельнице, помогая Н. М. Линтваревой. Ведь там часто бывало «завизно».
Интересное письмо написал Чехову наш земляк А. Иваненко: «Носились слухи, что Наталью Михайловну похитили московские злоумышленники из породы голодающих, это страшно взволновало Александру Васильевну, но по последним слухам Наталья Михайловна возвратилась и, говорят, с горя и разлуки с Московскими Друзьями и бандитами участила каждый день в свой лес, который старается с корнем извести с лица земли. Той же участи подвергся лес Елены Михайловны и как раз по берегу Псла. Одна Антонина Федоровна, желая сохранить 2-летний березняк 1/2 десятин (остаток прежнего величия), подтянула было бразды правления, оштрафовав 3-мя рублями своих крестьян за выпас в пользу голодающих, и деньги действительно отосланы и оштрафованным крестьянам предъявлена для вящего убеждения почтовая квитанция, но и здесь крестьяне оказались не особенно сыты и отблагодарили Ан. Фед., спалив в следующую ночь у нее 2 стога сена».
Лес, как известно, Наталья Михайловна использовала для строительства и ремонта мельницы и других «производственных» объектов. Несмотря на мелкие конфликты между Линтваревыми и крестьянами, Линтваревы не прижимали последних. Нередко они сдавали землю крестьянам, не требуя взамен арендной платы.
Передовые дворяне, интеллигенты видели смысл своей жизни в служении народу. Этим занимались врачи Линтваревы, в том числе Елена Михайловна посчитала своим долгом поехать в Серпуховский уезд и вместе с Антоном Павловичем бороться против холеры.
Наталья Михайловна тоже «болела» заботой о благе народа. Она окончила Бестужевские курсы, получила специальность учителя. В своем родном имени за свои средства построила школу для простых людей. Бесплатно учила детей крестьян на украинском языке, что в те времена категорически запрещалось.
Как писал Антон Павлович, она ездила на могилу Т. Г. Шевченко, как турок в Мекку. Естественно, что после таких поездок изучение жизни и творчества великого Кобзаря велось совершенно на ином уровне, чем в других школах. Во многих крестьянских хатах в красных углах рядом с иконами святых висели портреты Тараса Григорьевича.
С помощью сестры Елены Михайловны и брата Павла Михайловича Наталья Михайловна построила две школы. Одну из них возле Иоанно-Предтеченского храма на Луке, которая, по словам местных жителей, не сохранилась до наших времен, вторую ‒ на Барановке. По словам директора этой школы Б. И. Богодушко, ее построили в 1903 году из кирпича, который получили в результате разборки винокурни. Эта школа служит нашим детям и сейчас. Носит название: «Коммунальное учреждение, Сумская общеобразовательная школа І-ІІІ ступеней №5, города Сумы».
В последние годы к школе Линтваревых пристроили спортивный зал. Она приобрела современный вид.
В студенческие годы Павел Михайлович посещал кружок «Братство», образованный в начале 1880-х годов в Петербургском университете. Там он знакомился с проблемами нравственного самоусовершенствования и социально-политическими вопросами. Члены кружка отвергали революционный террор, как метод давления на власть. Они свое призвание видели в развитии общественной самодеятельности, в труде земских учреждений и беспощадной критике власти.
За участие в кружке в 1887 году его исключили из Петербургского университета. После этого П. М. Линтварев пребывал под негласным надзором полиции.
В 1888 году А. П. Чехов в письме к издателю А. С. Суворину сообщал, что он отвечает на его послание, пришедшее в разорванном конверте, «чему мои хозяева и домочадцы придали густую политическую окраску». Это ‒ свидетельство того, что Павел Михайлович был неугоден власти, за ним велось наблюдение.
В целом, со стороны власти к оппозиционно к ней настроенным Линтваревым создавалась нездоровая атмосфера. Несмотря на это, Павел Михайлович добился восстановления в университете, который успешно окончил и получил диплом кандидата права. В течение 1890 ‒ 1893 годов трудился на юридическом поприще. Он был назначен кандидатом на судебные должности при Виленском, а затем при Ковенском окружных судах. Он исполнял функции секретаря суда и адвоката в криминальных заседаниях.
В течение 1892‒1893 годов П. М. Линтварев работал помощником секретаря в Харьковской судебной палате. 28 августа 1893 года вышел в отставку. В сентябре 1895 года впервые был избран гласным Сумского уездного земского собрания, а уже через три года ‒ председателем уездной земской управы. Пребывая на этой должности, он получил чин титулярного советника. Затем его выбрали в Харьковское губернское земское собрание.
Георгий Михайлович Линтварев (1865 ‒ 1943 годы). Это самый молодой ребенок в семье Александры Васильевны. Разносторонне одаренный.
Он окончил Сумское реальное училище, Харьковское музыкальное училище. Был вольнослушателем Харьковского университета. Учился в Петербургской консерватории, но в связи с болезнью не окончил её. Поступил вольноопределяющимся в Сумской гусарский полк, вышел в запас рядовым. В начале 1890-х годов жил в Париже и Женеве, занимался музыкой, слушал лекции в Сорбонне.
Знакомство Г. М. Линтварёва с Чеховым относится к 1888 году. В письме (май 1888) Чехов, перечисляя жителей именья, пишет о нём: «Второй сын ‒ молодой человек, помешанный на том, что Чайковский гений. Пианист. Мечтает о жизни по Толстому».
Осенью того же года Линтварёв появляется в Санкт-Петербурге, где Чехов пытается помочь устроить его судьбу. Он пишет сестре Георгия Е. М. Линтварёвой: «Два слова о Вашем пианисте; если он в Питере займётся делом, то из него выйдет большой толк». 13 ноября 1888 года Чехов справляется у А. Н. Плещеева: «Где Жорж Линтварёв? Что он делает? ». Затем снова Е. М. Линтварёвой (23.11.1888): «Плещеев пишет, что Ваш композитор работает». В следующем письме Е. М. Линтварёвой (конец декабря 1888 года): «В Питере я многократно виделся с Вашим братом [...}. Живётся ему не скучно, он работает. Говорил я о нём с композитором Чайковским. Последний хочет познакомиться с ним и, вероятно, уже познакомился». Состоялось ли это знакомство, неизвестно, потому что Плещеев несколько позже писал Чехову: «Предложил ему ехать к Рубинштейну, но он не хочет, что-то страшится».
Со временем отношение Чехова к Георгию сменилось на более ироничное. Он зовёт его «Жоржинька», «великий пианист», «композитор» и т. п. «В Петербурге бездельничает Жорж Линтварёв» ‒ написал Антон Павлович в письме М. П. Чеховой от 14 января 1890 года. «Жоржик не имеет определённых планов и, по всей вероятности, останется на зиму дома. В этом юноше я могу понять только то, что он любит музыку, несомненно талантлив и хороший, добрый человек. В остальном же прочем я его не понимаю. На что он употребит свою энергию и любовь, неизвестно. Быть может истратит всё на порывы, на отдельные вспышки и этим ограничится». Несобранность и отсутствие ясной цели в жизни Георгия вызывали особое беспокойство Чехова в связи с тем, что в него была влюблена сестра писателя Мария Павловна.
А. И. Смагин, объясняясь М. П. Чеховой в любви, писал: «Желание быть Вашим мужем так сильно у меня, что ни любовь Ваша к Жоржу [Литварёву], ни незначительность привязанности ко мне не остановило бы меня... ».
С Георгия Михайловича Линтварева не получилось великого музыканта. Хотя Антон Павлович и его друзья давали высокую оценку его таланту. Делали многое, чтобы он сумел себя реализовать. Жорж не сумел собраться и сосредоточиться на одной цели.
Не вышло у него и породниться с Чеховыми. Несмотря на то, что сестра Антона Павловича Мария была влюблена в него.
Линтварев-младший сумел себя проявить на другом поприще. Он уехал в Харьков и занимался там политической деятельностью.
Член правления Крестьянского поземельного банка от земства. Член ревизионной комиссии губернского земства. Вошёл в «Союз освобождения». Участник земских съездов 1904 ‒ 1905 годов. Член Конституционно-демократической партии. Землевладелец Сумского уезда Харьковской губернии.
26 марта 1906 года его избрали в Государственную думу I созыва Харьковским губернским избирательным собранием от общего состава выборщиков. Он вошёл в Конституционно-демократическую фракцию. Был членом продовольственной комиссии. Подписал законопроект «О гражданском равенстве». Совместно с другими депутатами выступил с заявлением о препятствиях, которые чинились в общении избирателей со своими депутатами.
10 июля 1906 года в Выборге подписал «Выборгское воззвание». Был осуждён к 3 месяцам тюрьмы и лишён права баллотироваться на любые выборные должности.
Социальная деятельность провинциальных либералов выражалась, в первую очередь, в активной земской работе. Павел и Георгий Линтваревы демонстрировали настойчивое стремление проявить себя во всех сферах земской деятельности. За годы руководства уездным земством П. М. Линтварева значительно возросли ассигнования на социальные нужды. Оказывалась масштабная помощь местным крестьянам. Им напрокат предоставлялись сельскохозяйственные машины, совершенствовалась система мелкого кредита, продавались в кредит и прямым расчетом орудия земледелия и кровельное железо, делалось многое другое.
Благодаря этой и другой деятельности братья Линтваревы стали лидерами либерального движения в Сумском уезде. В то время Павел Михайлович был председателем Сумской уездной земской управы, а Георгий Михайлович ‒ депутатом фракции кадетов в Госдуме первого созыва.
В 1901 году возникла демократическая группа, которую возглавил председатель уездной управы П. М. Линтварев. Через два года она преобразовалась в Сумскую группу Союза освобождения (1903-1904 годы), объединившую левое крыло либерального движения.
В сентябре 1901 года П. М. Линтварев вместе с другими либеральными деятелями участвовал в нелегальном совещании в Полтаве, проходившем под прикрытием съезда по кустарным промыслам. Его участники приняли постановление об отмене телесных наказаний, о разрешении женщинам поступать в высшие учебные заведения всех типов, о расширении земского самоуправления и др.
В 1902 году братья Линтваревы вместе с другими оппозиционерами Харьковского губернского земского собрания на очередной сессии постановили обжаловать перед министром внутренних дел речь губернатора, направленную против деятельности земцев. Сам губернатор И. М. Оболенский накануне «отличился» жестоким подавлением стихийного крестьянского восстания, чем вызвал острую ответную реакцию демократически настроенной общественности.
По свидетельствам как полиции, так и участников освободительного движения, к началу революции усилиями П. М. Линтварева Сумское земство превратилось в средоточие оппозиционных сил.
Откликом на столичные события 9 января 1905 года стали забастовки на многих предприятиях в Сумском уезде и Сумах. Одновременно начались волнения в учебных заведениях. Это подвигло либералов к активизации действий. На повестку дня земского собрания начали выдвигаться предложения, касающиеся изменения государственного строя.
Но сумская группа «Союза освобождения», несмотря на авторитет среди крестьянства, так и не смогла возглавить крестьянское движение в уезде. Основной причиной упадка некогда активной и во многом передовой части оппозиции в уезде следует признать удаление из Сум братьев Линтваревых. Арест Павла Михайловича и отъезд Георгия Михайловича лишил сумских кадетов лидеров, обладавших известным влиянием на настроения значительной части населения уезда, в особенности крестьянского, признанных авторитетов, способных мотивировать и организовывать либерально настроенную интеллигенцию.
***
После революции 1917 года усадьба Линтваревых и ее хозяева пережили трудные времена. В 1918 году в бывшем поместье власти разместили части Красной Армии. Однако и сам «большой дом», и два «чеховских» флигеля, к счастью, уцелели.
В то время из семьи Линтваревых были живы Елена, Наташа и Георгий. Интеллигентная дворянская семья всю жизнь боролась за народное счастье. Первоначально революция родилась не на баррикадах и манифестациях рабочих и крестьян. Она родилась в головах интеллигенции, правящего класса тогдашней империи. Еще на каникулах на Луке, то есть в конце восьмидесятых годов, Чехов написал рассказ «Именины».
Он показал сложную политическую жизнь в уезде. Еще в восьмидесятых годах девятнадцатого века в имении Линтваревых уже говорили о различных программах борьбы с существующим строем. В начале двадцатого века братья Линтваревы уже организовывали в узде и губернии массовые акции неповиновения власти, что могло привести к изменению существующего строя.
Но когда произошла революция, они пали ее жертвой. Их смело волной революции. Имение разграбили и национализировали, законных владельцев лишили всяких прав и выставили ни с чем на улицу.
Никто не стал вникать и разбираться, что именно семья Линтваревых многое сделала, чтобы в стране произошли коренные перемены, что они были либеральными помещиками, прогрессивными интеллигентами. Либерали́зм (от латинского свободный) ‒ философское и общественно-политическое течение, провозглашающее незыблемость прав и индивидуальных свобод человека.
Они боролись за свободы и права человека, но когда свершилась октябрьская революция, их лишили всяких прав и свобод, они были вынуждены покинуть свое родовое гнездо, уехать в Харьков.
После революции никто из хозяев в имении уже не жил. В советское время в зданиях усадьбы находились различные организации, а во время фашистской оккупации на ее территории располагалась немецкая воинская часть.
В 1950-х годах главное здание усадьбы перепланировалось, центральная терраса между восточным и западным крыльями дома была заложена кирпичом, а в подвале устроена котельная. Внутренняя планировка в основном сохранилась. Долгое время в здании находилась школа. Спортзалом в то время служила ученикам барская столовая. Позже в этом доме располагалась станция юных натуралистов.
Елена Михайловна и ее сестра покинули Сумы в 1919 году. Наталья Михайловна прожила в Харькове всего три года, пока была жива ее сестра. Елена Михайловна умерла в 1922 году, хотя была всего на 4 года старше своей младшей сестры.
После ее смерти Наталья Михайловна возвратилась в Сумы. Жила в одной, принадлежавшей Линтваревым, комнате в городе.
Из Харькова пришли нерадостные вести. Ее брат Георгий Михайлович, и вся его семья тяжело болели. Требовалась срочная финансовая помощь. Наталья Михайловна ни минуты не раздумывала. Она продала комнату и осталась без жилья. Вместе с подругой жила по знакомым и съемным квартирам.
Бывшую дворянку, которая эксплуатировала крестьян и рабочих, нигде не брали на работу. Она перебивалась случайными заработками. В основном, приходящей прислугой.
Но люди продолжали удивляться стойкости этой деятельной женщины, которая всю жизнь свою провела в трудах. Она использовала каждую свободную минуту, чтобы почитать газеты и журналы. Она при любом удобном случае садилась за пианино и продолжала исполнять задушевные романсы. Она до конца жизни продолжала смеяться громким, раскатистым, жизнерадостным смехом.
Ее современники отмечали незаурядный ум Натальи Михайловны, образованность, жажду действий.
Умерла она от голода, от рака желудка, в 1943 году.
В этом же году скончался ее брат Георгий Михайлович.
Усадьба Линтваревых, в том числе флигель, где отдыхали два лета Чеховы, уже вела самостоятельную жизнь. В помещениях располагались различные советские организации, частично барские помещения заселили рядовые граждане. И только то, что здесь в свое время жил выдающийся русский писатель, возможно, спасло эти помещения от окончательного разграбления и разорения, как это случилось с остальными постройками комплекса.
В 1925 году верный друг чеховской семьи, наш земляк, А. И. Иваненко сообщил М. П. Чеховой в Ялту: «Домик, где Вы жили с Антоном Павловичем, сохранен. Весной и летом многие сумчане его посещают и берегут, чтя память Антона Павловича».
Сумы и Луку сестра писателя помнила всегда. Она не раз отмечала, что здесь прошли ее лучшие годы. Большая дружба связывала ее с Натальей.
В том же 1925 году А. И. Иваненко сообщил М. П. Чеховой в Ялту о том, что Наталья Михайловна жива, “вспоминает всех вас, шлет привет”. Переписка возобновилась, подруги мечтали о встрече, но помешала война.
Мария Павловна понимала, в какой ситуации оказались ее старые друзья Линтваревы. Мало того, что их ограбили и лишили всяких прав, в годы жестокого сталинского террора, когда страдали миллионы неповинных людей, когда расстреливали и сажали в лагеря по разнарядке НКВД, всякое могло случиться.
Поэтому сестра Чехова, сколько было возможно, старалась создать вокруг Линтваревых положительный имидж. В 1936 году Мария Павловна писала в Сумы своей корреспондентке К. В. Калиниченко о Литваревых: «Семья была весьма передовая и революционная».
Современные исследователи возражают сестре писателя. Линтваревы были либералами, но никак не революционерами. Мы можем повторить: никак не революционерами. Но они своими действиями несомненно приближали эту революцию и не заслужили на то обращение, которое им показывала Советская власть.
В одном из писем к К. В. Калениченко Мария Павловна написала: “Я так мечтаю об отдыхе и поездке на Луку, о возобновлении своих лучших воспоминаний молодости… Передайте Наталье Михайловне, что я хочу ее видеть и много, много говорить с ней”.
К сожалению, этой мечте сестры писателя не суждено было сбыться. В 1943 году Наталья Михайловна умерла. Вот как отреагировала на это событие ее подруга: “Если бы вы знали, как мне тяжело было узнать о смерти Линтваревых. Наташу я очень любила, и лучшие мои годы прошли на Луке (88–90). Мне так хотелось повидать ее, и я намеревалась в 41–42 годах поехать к ней, но, к сожалению, не удалось… Увидимся, должно быть, на том свете”.
Переписывалась с сестрой писателя и большая поклонница его таланта, многие годы ухаживающая за могилой Николая Чехова, сумчанка Ксения Викентьевна Калениченко.
Она активно начала собирать материалы о жизни Чеховых в усадьбе Линтваревых. В стороне от этой работы не осталась и Наталья Михайловна. Она передавала в сумские музеи личные вещи семьи Чеховых, делилась своими воспоминаниями.
В 1940 году Сумской краеведческий музей совместно с пединститутом сделал выставку “Чехов в Сумах”. Материалы, фото, портреты и другие экспонаты предоставлялись музею горактивом, в числе которого была и Н. М. Линтварева.
В 1947 году К. В. Калениченко получает от Сумского отдела народного образования свидетельство на право собирать материалы для открытия уголка А. П. Чехова в школе его имени (школа находилась в бывшей усадьбе Линтваревых, а ее два класса и библиотека — в чеховском флигеле). В марте 1948 года этот уголок был открыт.
В 1959 году Сумской областной совет депутатов трудящихся принял решение о создании в Сумах на Луке мемориального музея А. П. Чехова. “В связи с приближением 100-летия со дня рождения выдающегося русского писателя А. П. Чехова и отмечания этой даты, — говорилось в решении, — Исполком областного совета депутатов трудящихся решил передать дом, где в свое время жил А. П. Чехов, с баланса школы № 22 им. Чехова на баланс краеведческого музея бесплатно, для создания в нем мемориального музея А. П. Чехова».
29 января 1960 года Дом-музей А. П. Чехова в Сумах был открыт. Началась новая жизнь старой усадьбы, которая продолжается до этих пор…
Не так давно центральная улица Луки получила новое название: имени Линтваревых.
Пришлось быть свидетелем беседы двух женщин в маршрутном такси:
‒ Что это за Линтваревы, откуда они взялись? ‒ спросила одна.
Машина как раз проезжала мимо церкви Рождества Иоанна Предтечи.
‒ Это те, что этот храм построили, ‒ объяснила ей другая.
‒ Тогда понятно, ‒ удовлетворила свое любопытство та.
Улица имени Линтваревых. Так сумчане через сто лет воздали должное старинной дворянской культурной семье, которая внесла свою лепту в развитие нашего края. Только благодаря тому, что в имении Линтваревых когда-то снимал дачу Чехов, удалось высветить историю этой семьи, показать, чем жила она в конце 19, в начале 20 веков.
К этому первому впечатлению писателя о хозяйке дома нечего прибавить. Александра Васильевна была очень образованной женщиной. Каждый день из поместья ездила на почту повозка, которая привозила не только корреспонденцию, но многочисленные газеты и журналы, литературу.
Чехов высоко отзывался о всех Линтваревых, но особой его благодарности заслуживали женщины.
«Хочу сказать вам тысячу теплых слов, ‒ писал он. ‒ Если бы было принято молитвославить святых женщин и дев раньше, чем ангелы небесные относят их души в рай, то давно бы написал вам акафист и читал его на коленях каждый день. Но поскольку это не принято, то ограничиваюсь лишь тем, что зажигаю в своем сердце на вашу честь лампаду и прошу верить в искренность и постоянство моих чувств. Само собой понятно, что среди них особое место занимает благодарность».
КОЛЛЕГИ
Чехов сразу подружился со своими коллегами ‒ сестрами Еленой и Зинаидой. Женщины закончили курсы врачей при Петербургском Николаевском военном госпитале. Там они получили знак «Женщина-врач». Были в числе первых женщин, которые осваивали нелегкую мужскую профессию.Для Антона Павловича, который думал на даче заниматься медицинской практикой, это было приятной неожиданностью.
Самая старшая из дочерей ‒ Зинаида Михайловна Линтварева (1857–1891 годы). После окончания курсов в Петербурге она работала в престижных медицинских учреждениях. Однако страшная болезнь заставила ее возвратиться в имение.
"Гордость всей семьи и, как величают ее мужики, святая, – писал Чехов Суворину 30 мая 1888 года, – изображает из себя воистину что-то необыкновенное. У нее опухоль в мозгу; от этого она совершенно слепа, страдает эпилепсией и постоянной головной болью. Она знает, что ожидает ее, и стоически, с поразительным хладнокровием говорит о смерти, которая близка. Врачуя публику, я привык видеть людей, которые скоро умрут, и я всегда чувствовал себя как-то странно, когда при мне говорили, улыбались или плакали люди, смерть которых была близка, но здесь, когда я вижу на террасе слепую, которая смеется, шутит или слушает, как ей читают мои "Сумерки", мне уж начинает казаться странным не то, что докторша умрет, а то, что мы не чувствуем своей собственной смерти и пишем "Сумерки", точно никогда не умрем".
Зинаида Михайловна была строгая и требовательная к себе и другим, во всем любила порядок.
Особенно она терпеть не могла пьяниц.
В письме Е. М. Линтваревой от 23 ноября 1888 года из Москвы Антон Павлович пишет: «Зинаида Михайловна писала Мише, что (…) бьет коромыслом только пьяных. Спасите меня, о неба херувимы!».
Видевшие ее первый раз люди не могли представить, что эта суровая женщина неизлечимо болеет страшной болезнью. Она никогда никому не жаловалась, как ей тяжело.
Антон Павлович сочувствовал Святой Зинаиде и восхищался ею. Она стойко переносила тяжелую болезнь, чем подавала пример молодому русскому писателю, который страдал от чахотки.
После смерти Святой Зинаиды в еженедельной медицинской газете "Врач" Чехов поместил материал:
«24 ноября, близь Сум (Харьковской губернии), в своем родовом имении скончалась женщина-врач Зинаида Михайловна Линтварева. По окончании курса покойная некоторое время работала в клинике проф. Ю. Т. Чудновского. Все знавшие ее в это время сохранили о ней память как о даровитом, трудолюбивом враче и хорошем товарище. К сожалению, судьба готовила З. М. тяжкое испытание. Пять лет тому назад она потеряла зрение. Тяжкая болезнь (по-видимому, опухоль в черепном мозгу) постепенно, безостановочно парализовала у несчастной конечности, язык, мышцы лица, память. Для семьи, для которой она была предметом гордости и блестящих надежд, для всех ее знавших и для крестьян, о которых она так искренне заботилась, оставалось одно печальное утешение ‒ то редкое и замечательное терпение, с которым З. М. выносила свои страдания. В то самое время, когда вокруг нее зрячие и здоровые жаловались порой на свою судьбу, она ‒ слепая, лишенная свободы движений и обреченная на смерть, ‒ не роптала, утешала и ободряла жаловавшихся.
Сообщено доктором А. П. Чеховым».
14 декабря 1891 года Антон Павлович писал Н. М. Линтваревой: "В эту осень мне многих пришлось похоронить, и я даже как-то оравнодушел к чужой смерти, но Ваше семейное горе произвело на меня тяжелое впечатление. Зинаида Михайловна хорошо сделала, что умерла, – это правда, но все-таки ужасно жаль ее. У меня недавно была жена Гаршина, вдова. Она знала Вашу сестру, когда еще та была здорова…"
Вторая сестра Елена Михайловна Линтварева (1859–1922 годы) тоже окончила курсы врачей в Петербурге. Оказывала крестьянам бесплатную медицинскую помощь. Вот что писал о ней Антон Павлович: «Вторая дочь ‒ тоже женщина-врач, старая дева, тихое, застенчивое, бесконечно доброе, любящее всех и некрасивое создание. Больные для нее сущая пытка, и с ними она мнительна до психоза. На консилиумах мы всегда не соглашаемся: я являюсь благовестником там, где она видит смерть, и удваиваю дозы, которые она дает. Где же смерть очевидна и необходима, там моя докторша чувствует совсем не по-докторски. Раз я принимал с нею больных на фельдшерском пункте; пришла молодая хохлушка с злокачественной опухолью желез на шее и на затылке. Поражение захватило так много места, что немыслимо никакое лечение. И вот оттого, что баба теперь не чувствует боли, а через полгода умрет в страшных мучениях, докторша глядела на нее так глубоко-виновато, как будто извинялась за свое здоровье и совестилась, что медицина беспомощна. Она усердно занимается хозяйством и понимает его во всех мелочах».
Елена Михайловна позже стала прекрасным врачом, видевшим социальные корни людских страданий. Она принадлежала к зарождающейся прослойке первых женщин-врачей, получивших право врачевания, которым еще предстояло доказать свои способности. Чехов высоко ценил ее.
После знакомства с Чеховыми Елена Михайловна сохранила связи с ними на всю жизнь. Они постоянно переписывались, гостили друг у друга. У Чехова всю жизнь были с Еленой Михайловной доверительно-уважительные деловые отношения. Она выполняла многие его поручения. То же самое делал Чехов.
В 1888 году у брата писателя Александра умерла жена. Он остался на руках с двумя детьми.
Александр Павлович окончил естественное отделение физико-математического факультета Московского университета, знал шесть языков. В студенческие годы публиковался в юмористических журналах «Зритель», «Москва», «Будильник», чем во многом способствовал к приобщению к миру столичной журналистики юного Антона Чехова. В 1886 году по протекции брата Антона устроился работать в газету «Новое время».
Он приехал в гости на Луку, увидел незамужнюю Елену Михайловну. Им сразу овладела идея жениться на ней.
Несмотря на то, что Александр окончил университет, работал в газете Суворина «Новое время», то есть был столичным журналистом, он не отличался вежливым отношением к женщинам. Пил, ругался, всячески унижал свою покойную жену, грубил.
Антон Павлович постоянно воспитывал брата, как вести себя с женщинами. Однако, тот продолжал свое. Когда Александр написал письмо Елене Михайловне с предложением выйти за него замуж и попросил брата, чтобы тот передал Линтваревой, Антон Павлович разорвал письмо.
Антон Павлович прекрасно понимал, что Елена Михайловна мечтает о семейном счастье. Ей был нужен муж, семья. Но он быстро понял и другое. У Александра ничего не получится. Елена Михайловна относилась к тем женщинам, которая ни минуты не могла терпеть пьянки, грубости Александра, в целом его манеру поведения с женщинами. Он призывал брата поменять свое поведение, остаться на Луке, доказать свое уважение женщине.
Александр не понял брата. Он обиделся и ночью ушел на поезд.
В 1992 году Елену Михайловну направили в Московскую область для борьбы с холерой. Как два врача, которые занимались борьбой с холерой, Чехов и Линтварева сотрудничали.
22 июля 1892 года Антон Павлович писал из Мелихово Н. М. Линтваревой: «Прошли слухи, что Ваша сестра Елена Михайловна мимо нас проехала в Хотунь. Третьего дня я слышал, что она назначена в Белопесоцкую волость. Могли ли мы года три назад подумать, что нам вместе придется воевать с холерой в Серпуховском уезде? Хотунский медицинский участок граничит с моим мелиховским, учрежденным 17-го июля. Значит, сама судьба хочет, чтобы мы были "уважаемыми товарищами". Елене Михайловне предстоит организовать участок; испортит она крови очень много, так как земство наше отличается медлительностью и всю тяжелую организаторскую работу взвалило на врачей. Я злюсь, как цепной пес; у меня 23 деревни, а до сих пор я не получил еще ни одной койки и, вероятно, никогда не получу фельдшера, которого мне обещали в Санитарном совете. Езжу по фабрикам и выпрашиваю как милостыни помещения для своих будущих пациентов. В разъездах я от утра до вечера и уже утомился, хотя холеры еще не было. Вчера вечером мок на проливном дожде, не ночевал дома и утром шел домой пешком по грязи и все время ругался. Моя лень оскорблена во мне глубоко. Думаю, что и Елене Михайловне будет не легче. Но это только в первое время. Через 1-2 недели все войдет в свою колею и мы усядемся. Холера, надо полагать, будет не особенно сильная. Да и сильная не страшна, так как земство снабдило врачей самыми широкими полномочиями. То есть я не получил ни копейки, но могу нанимать избы и людей сколько угодно и в тяжелых случаях могу выписать из Москвы санитарный отряд. Земцы здесь интеллигентные, товарищи дельные и знающие люди, а мужики привыкли к медицине настолько, что едва ли понадобится убеждать их, что в холере мы, врачи, неповинны. Бить, вероятно, нас не будут».
Бескорыстный и упорный труд земских врачей принес ожидаемые результаты. В эпидемию 1892 года в Серпуховском уезде было зарегистрировано всего 14 случаев заболевания с четырьмя смертельными исходами, а очаги инфекции были быстро локализованы. И произошло это не потому, что холера стала менее жестокой, а благодаря той огромной работе, которую проделали врачи.
«…В доброе старое время, когда заболевали и умирали тысячами, не могли и мечтать о тех поразительных победах, какие совершаются теперь на наших глазах. Жаль, что Вы не врач и не можете разделить со мной удовольствия, т. е. достаточно прочувствовать и сознать и оценить все, что делается…», – писал Чехов на курорт в Биарриц сбежавшему от холеры А. С. Суворину.
Когда эпидемия холеры отступила и Антон Павлович сложил с себя официальные полномочия участкового врача, он с удовольствием вспомнил прошедшее лето.
Несмотря на неимоверные затраты сил, на отсутствие помощников, на разбитые дороги, на плохих лошадей и экипаж, нездоровье и безденежье, он напишет: «…Ни одно лето не проводил так хорошо, как это… Мне нравилось и хотелось жить… Завелись новые знакомства и новые отношения. Прежние наши страхи перед мужиками кажутся теперь нелепостью. Служил я в земстве, заседал в Санитарном совете, ездил по фабрикам – и это мне нравилось. Меня уже считают своим…»
Своим его считали в первую очередь врачи и окрестные крестьяне.
Бок о бок с Антоном Павловичем в Белопесоцкой волости того же Серпуховского уезда воевала с холерой его старая знакомая, «уважаемый товарищ» Елена Михайловна Линтварева.
МЛАДШАЯ ДОЧЬ
Наталья Михайловна Линтварева (1863–1943) ‒ младшая дочь А. В. Линтваревой. Окончила Бестужевские курсы в Петербурге, была учительницей. Вот какие впечатления сложились о ней у Антона Павловича, когда он ее увидел первый раз: «Третья дщерь, окончившая курс в Бестужевке, молодая девица мужского телосложения, сильная, костистая, как лещ, мускулистая, загорелая, горластая… Хохочет так, что за версту слышно. Страстная хохломанка. Построила у себя в усадьбе на свой счет школу и учит хохлят басням Крылова в малороссийском переводе. Ездит на могилу Шевченко, как турок в Мекку. Не стрижется, носит корсет и турнюр, занимается хозяйством, любит петь и хохотать и не откажется от самой шаблонной любви, хотя и читала «Капитал» Маркса…».Бывший директор усадьбы А. П. Чехова в Мелихове Юрий Бычков в материалах, посвященных женщинам-антоновкам, вспоминает и Н. М. Линтвареву: «Еще А. П. Чехов был знаком с писательницей Т. Л. Щепкина-Куперник, художницами А. А. Хотянцевой и М. Т. Дроздовой. Неоднократно гостила в Мелихово Н. М. Линтварева, с которой Чеховы подружились еще в Сумах…»
Попробуем разобраться в отношениях между Антоном Павловичем и Натальей Михайловной, что позволило бы ее отнести к женщинам-антоновкам, то есть тем женщинам, которым симпатизировал Чехов.
Наталья Михайловна однозначно испытывала к Антону Павловичу чувство уважения и любви. Об этом свидетельствуют все те же письма. В 1941 году в письме М. П.Чеховой в Ялту из Сум Н. М. Линтварева писала: «Вы знаете, как я увлекалась Антоном Павловичем, а как он относился ко мне, можно узнать по его письмам».
«У нас три недели гостила Наташа Линтварева, ‒ писал Чехов 27 ноября 1889 года. ‒ Стены нашего комодообразного дома дрожали от ее раскатистого смеха. Завидное здоровье и завидное настроение. Пока она у нас жила, в нашей квартире, даже в воздухе чувствовалось присутствие чего-то здорового и жизнерадостного».
После пребывания в Москве в гостях у Чеховых Н. М. Линтварева писала 29 ноября 1889 года: «Вы были так добры ко мне, многоуважаемый Антон Павлович, что у меня не хватает слов для выражения моей глубокой благодарности всему Вашему семейству. На Луке мне скучно, и я не перестаю вспоминать про «Чеховский гостеприимный кров».
Антон Павлович и Наталья Михайловна встречались и переписывались всю его жизнь. Сохранилось 20 писем, которые написал Антон Павлович Наталье Михайловне, и 8, которые она написала ему. Но здесь надо отметить два обстоятельства. Первое, ‒ из опубликованных писем Чехова нельзя сделать четких выводов об их отношениях. Они «правились» Марией Павловной, сестрой писателя, и советскими литературоведами.
Второе, ‒ часть неопубликованных писем А. П. Чехова семье Линтваревых пропала в 1919 году, когда сестры вынуждены были срочно покинуть имение.
Но даже те письма, которые сохранились, свидетельствуют о глубоком уважении писателя к Наталье Михайловне.
«Если бы Вы знали, как мне хочется на Луку! ‒ пишет ей Антон Павлович 1 мая 1897 года. ‒ …Мы, т.е. я и моя фамилия, каждый день собираемся писать Вам и просить Вас, чтобы Вы приехали. У нас такая хорошая погода, Вы не соскучились бы скоро. А Ваш приезд был бы для всех нас, особенно для меня, настоящим праздником».
Письмо Наталье Михайловне от 5 марта 1890 года:
«Этим летом у Вас не буду, так как в апреле по своим надобностям уезжаю на остров Сахалин, откуда вернусь в декабре. Туда еду через Сибирь (11 тысяч верст), а оттуда морем. Миша, кажется, писал Вам, что меня будто кто-то командирует туда, но это вздор. Я сам себя командирую, на собственный счет. На Сахалине много медведей и беглых, так что в случае, если мною пообедают господа звери или зарежет какой-нибудь бродяга, то прошу не поминать лихом.
Конечно, если успею и сумею написать о Сахалине то, что хочу, то пришлю Вам книгу тотчас же по выходе ее в свет; она будет скучна, специальна, состоять будет из одних только цифр, но позвольте рассчитывать на Вашу снисходительность: читая ее, Вы будете удерживать зевоту...
Уважаемым докторам — Елене Михайловне и Зинаиде Михайловне самый сердечный привет.
Александре Васильевне кланяюсь до земли.
Будьте здоровы и благополучны.
Душевно преданный А. Чехов».
Читаем его письмо от 31 июля 1892 года:
«Многоуважаемая Наталья Михайловна, прежде всего шлю Вам великую благодарность за зубровку. Я выпил сразу пять рюмок и нашел, что она превосходно помогает от холеры… …Маша в восторге от Псла, от всех вас и вашего гостеприимства. Если бы не холерные обязанности и не безденежье, то в этом году я непременно побывал бы у Вас. С Вашей сестрой я еще не виделся. А хотелось бы повидаться и поговорить. Холера на носу, а земство только теперь выписывает из Берлина шприцы Кантани и даже эсмарховы кружки. У меня на 25 деревень одна кружка, ни одного термометра и только полфунта карболовой кислоты. Вероятно, и у Вашей сестры не лучше. Блаженны врачи, живущие при лечебницах, а мы, организаторы пунктов, чувствуем себя каждую минуту и убогими и одинокими. У меня на двух фабриках бараки; один — прекрасный, другой — плохой, в деревнях есть бараки помельче, и всё это выпрошено мною у обывателей, и до сих пор я не потратил ни единого земского гроша. Впрочем, всё это мелочи и через неделю, надо полагать, владения царя Мидийского будут готовы для принятия индийских запятых. Земство наше медлительно, но интеллигентно и сговорчиво, соседи милые люди, а мужики, вероятно, драться не будут, ибо привыкли к медицине и боятся холеры.
Сейчас у меня в кабинете была публика. Шел разговор о Вас и о том, что Вы осенью приедете в Мелихово. Я намотал это себе на ус. Приезжайте, сделайте милость».
Письма Наталье Михайловне отличаются деловитостью, уважением, восхищением, тоской по Луке. Он иногда пишет ей в шутливом тоне, но она никогда не выступает у него объектом насмешек, как Лика Мизинова.
Очень показательно в этом плане письмо Линтваревой от 20 июня 1892 года из Мелихово:
«…Спешу Вас обрадовать, уважаемая Наталия Михайловна: нож от второго плуга нашелся, и мы уже препроводили сей плуг в Сумы, доказательством чего служит прилагаемая квитанция. На тебе, убоже, що нам не гоже. Господин главный управляющий не распорядился заплатить за пересылку плуга — вините его, а не меня.
Ну-с, после Вашего отъезда дождя у нас не было и вершковый овес выбросил уже колосья.
Мы погибли: овса не будет. Зато хвощ растет на славу. Вчера побрызгал дождик, но так скупо, что даже пыли не прибил. Кормовая свекла еще не взошла.
Гусак, извините за выраженье, ухватил бабу Федосью за платок и повис на ней. Кухарка Дарья, находясь в сильно чверезом состоянии, повыбрасывала из-под гусынь яйца, так что вылупилось только три врага. Поросенок кусается и ест в саду кукурузу. Милые лошадки ночью поели цветную капусту. Купили за 6 р. телушку, которая от утра до ночи поет густым баритоном. Дарья свирепствует. Постники продолжают во время обеда и ужина блистать своим благочестием. В пруде завелись саламандры и зеленые чёртики. Одним словом, царю Мидийскому остается только издать дикий воинственный крик и бежать куда-нибудь в пустыню».
Для сравнения можно взять одно из писем Лике Мизиновой: «Если Вы умрёте, то Трофим (Trophim) повесится, а Прыщиков заболеет родимчиком. Вашей смерти буду рад только я один. Я до такой степени Вас ненавижу, что при одном только воспоминании о Вас начинаю издавать звуки: «э...», «э...», «э...». Я с удовольствием ошпарил бы Вас кипятком. Мне хотелось бы, чтобы у Вас украли новую шубу (8 р. 30 коп.), калоши, валенки, чтобы вам убавили жалованье и чтобы Трофим (Trophim), женившись на Вас, заболел желтухой, нескончаемой икотой и судорогой в правой щеке... Прощайте, злодейка души моей. Ваш Известный писатель».
Антон Павлович часто обыгрывает украинские слова и выражения, которыми пестрела речь Натальи Михайловны: «завизно», «чверезом состоянии», «на тебе, убоже, що нам не гоже» и так далее.
В рассказе «Человек в футляре» он очень удачно воссоздал украинский национальный характер. Исследователи творчества Чехова отмечают, что писатель наделил Вареньку некоторыми чертами, присущими Н. М. Линтваревой. Очевидно, не случайно Варенька поет с чувством «Виют витры» (из оперы «Наталка-Полтавка»), с таким же чувством рассказывает о своей родине — Гадячском уезде (Полтавской губернии).
Совсем по другому показывает писатель Лику Мизинову в рассказах «Попрыгунья» и «Ариадна».
В письмах Чехова мы находим такие выражения: вся душа моя на Луке, если бы вы знали, как мне хочется на Луку, Венеция сильно напоминает Луку и другие. Самая высокая оценка нашим местам дается в фразе: «Аббация и Адриатическое море великолепны, но Лука и Псёл лучше».
«Продолжаю свои метеорологические наблюдения, ‒ пишет Антон Павлович Наталье Михайловне 21 сентября 1894 года из Аббации. ‒ В Феодосии было холодно. В Ялте светило солнце, но уже нельзя было купаться и гулять без пальто. От Севастополя до Одессы сильно качало. В Одессе пасмурно и холодно. В Вене каждый час дождь. Поехал в Аббацию, в этот рай земной, но и тут дождь!!! Бегу в Милан и потом в Ниццу.
Был я во Львове (Лемберге), галицийской столице, и купил здесь два тома Шевченко...
…Я помаленьку кашляю. Если Ваш брат Жорж в Париже, то сообщите мне его адрес poste restante или еще лучше: Paris, Grand Hotel. Весьма возможно, что я попаду в Париж и буду там повешен на осине.
Аббация и Адриатическое море великолепны, но Лука и Псёл лучше.
Кланяйтесь Александре Васильевне и всем Вашим. Когда пойдете на мельницу, то вообразите мою физиономию и на ней выражение зависти».
Первого октября этого же года Антон Павлович пишет Наталье Михайловне из Генуи:
«Если Вам еще не надоели мои метеорологические наблюдения, то вот Вам еще. Из Аббации я поехал в Триест. В первые сутки здесь шел дождь, я очень боялся за австрийскую пшеницу, но потом наступила ясная, теплая погода, так что можно было кататься на лодке и осматривать громадные пароходы.
Хорошая погода была и в Венеции. Впрочем, по вечерам бывало тут сыровато; быть может, по этой причине, т. е. оттого, что я по вечерам катался в гондоле, меня схватила крапивная лихорадка, не оставляющая меня до сегодня, и для меня теперь нет выше наслаждения, как почесаться о косяк. Венеция чрезвычайно напоминает Луку…
…Путешествие за границей обходится гораздо дешевле, чем, например, поездка на Волгу. Я часто думаю: не собраться ли нам большой компанией и не поехать ли за границу? Это было бы и дешево, и весело. Я, Потапенко, Маша, Вы и т. д., и т. д. Как Вы думаете? Вот пригласите-ка дьякона из города и посоветуйтесь с ним. Если дьякон одобрит, то и поедемте все в будущем году осенью».
Наши места писателю нравились. Но такую высокую их оценку нельзя принимать только за счет их красоты. Немаловажную роль здесь сыграло трепетное отношение к нему всех женщин старого дворянского рода. Небезразличное отношение к нему Натальи Михайловны. Ведь в основном в письмах к ней он высказывает восторженные отзывы о Луке. Все вместе взятое: и природа, и люди, и личное отношение к нему Натальи Михайловны, и погода в Аббации, когда он писал письмо, и привели Чехова к написанию фразы: «Аббация и Адриатическое море великолепны, но Лука и Псёл лучше».
Плюс к этому надо добавить фантазию художника. Вспомните Гоголя и его крылатое выражение: редкая птица долетит до середины Днепра.
Антон Павлович не был обойден вниманием женщин. «Он был очень красив», — считали многие, знавшие писателя. В. И. Немирович-Данченко объяснял успех Чехова у женщин по-мужски и, наверное, более точно: «Русская интеллигентная женщина ничем в мужчине не могла увлечься так беззаветно, как талантом. Думаю, он умел быть пленительным... ».
Он ко всем женщинам относился ровно. Доброжелательно, внимательно, с присущим ему юмором. Не стала исключением и Наталья Михайловна.
Отношения между Линтваревой-младшей и писателем приоткрывает в своих воспоминаниях Екатерина Павловна Колосовская. Кое-что из них записал Павел Сапухин, часть ‒ дочь Екатерины Павловны.
Екатерина Павловна – внебрачная дочь брата хозяйки лучанской усадьбы А. В. Линтваревой Андрея Васильевича Розальон-Сошальского и гувернантки его детей. Андрей Васильевич после смерти своей жены уехал в Одессу и основал там свою театральную труппу. Однако скоро разорился и, не выдержав потрясения, умер от разрыва сердца. А восьмилетняя Катя была взята на воспитание своими родственниками Линтваревыми. По существу, стала членом их семьи.
Колосовская вспоминала: «Наташа Линтварева увлекалась Чеховым и мечтала о браке. Такая перспектива в равной мере увлекала членов семьи Чеховых и Линтваревых. Марья Павловна Чехова, в свою очередь, была трогательно расположена к Жоржу Линтвареву» (об этом мы знаем из писем А. И. Смагина к М. П.Чеховой). И далее: «Отвергла его во имя брата, тогда не сомневаясь в его намерении жениться на Наташе».
Так считали Линтваревы и Чеховы. Для разговоров о женитьбе Антона Павловича на Наталье, наверное, были основания. Но дело до женитьбы не дошло.
В одном из писем Антона Павловича к Суворину, с которым он был вполне откровенен, он говорит об истинном положении вещей. «Жениться я не хочу, да и не на ком, — пишет он в октябре 1892-го года. — Да и шут с ним. Мне было бы скучно возиться с женой. А влюбиться совсем не мешало бы. Скучно без сильной любви».
В это время писатель поддерживал связи и с Натальей Михайловной, и с Ликой Мизиновой, и с другими женщинами. Но они, наверное, не подходили под его высокую планку, которую он установил для любимой женщины.
По всей видимости, сильную любовь он нашел в лице Лидии Алексеевны Авиловой. Она призналась ему в своей любви в рассказе «Забытые письма»: «Жизнь без тебя, даже без вести о тебе, больше, чем подвиг, — это мученичество. Я счастлива, когда мне удается вызвать в памяти звук твоего голоса, впечатление твоего поцелуя на моих губах… Я думаю только о тебе». «Забытые письма» Чехов прочитал и написал ответный рассказ «О любви». В этом рассказе он признается о своих отношениях к Лидии Алексеевне: «Я любил нежно, глубоко, но я рассуждал, я спрашивал себя, к чему может привести наша любовь, если у нас не хватит сил бороться с нею; мне казалось невероятным, что эта моя тихая, грустная любовь вдруг грубо оборвет счастливое течение жизни ее мужа, детей, всего этого дома».
Несмотря на это, Наталья Михайловна входит в число женщин‒антоновок, которым симпатизировал А. П. Чехов.
Наталья Михайловна, как помещица, много делала по хозяйству. Она ремонтирует и строит мельницу, следит, чтобы она работала. Организовывает производство винокуренных заводов. Та же Екатерина Колосовская говорит в своих воспоминаниях, что некоторое время вела бухгалтерский учет на мельнице, помогая Н. М. Линтваревой. Ведь там часто бывало «завизно».
Интересное письмо написал Чехову наш земляк А. Иваненко: «Носились слухи, что Наталью Михайловну похитили московские злоумышленники из породы голодающих, это страшно взволновало Александру Васильевну, но по последним слухам Наталья Михайловна возвратилась и, говорят, с горя и разлуки с Московскими Друзьями и бандитами участила каждый день в свой лес, который старается с корнем извести с лица земли. Той же участи подвергся лес Елены Михайловны и как раз по берегу Псла. Одна Антонина Федоровна, желая сохранить 2-летний березняк 1/2 десятин (остаток прежнего величия), подтянула было бразды правления, оштрафовав 3-мя рублями своих крестьян за выпас в пользу голодающих, и деньги действительно отосланы и оштрафованным крестьянам предъявлена для вящего убеждения почтовая квитанция, но и здесь крестьяне оказались не особенно сыты и отблагодарили Ан. Фед., спалив в следующую ночь у нее 2 стога сена».
Лес, как известно, Наталья Михайловна использовала для строительства и ремонта мельницы и других «производственных» объектов. Несмотря на мелкие конфликты между Линтваревыми и крестьянами, Линтваревы не прижимали последних. Нередко они сдавали землю крестьянам, не требуя взамен арендной платы.
Передовые дворяне, интеллигенты видели смысл своей жизни в служении народу. Этим занимались врачи Линтваревы, в том числе Елена Михайловна посчитала своим долгом поехать в Серпуховский уезд и вместе с Антоном Павловичем бороться против холеры.
Наталья Михайловна тоже «болела» заботой о благе народа. Она окончила Бестужевские курсы, получила специальность учителя. В своем родном имени за свои средства построила школу для простых людей. Бесплатно учила детей крестьян на украинском языке, что в те времена категорически запрещалось.
Как писал Антон Павлович, она ездила на могилу Т. Г. Шевченко, как турок в Мекку. Естественно, что после таких поездок изучение жизни и творчества великого Кобзаря велось совершенно на ином уровне, чем в других школах. Во многих крестьянских хатах в красных углах рядом с иконами святых висели портреты Тараса Григорьевича.
С помощью сестры Елены Михайловны и брата Павла Михайловича Наталья Михайловна построила две школы. Одну из них возле Иоанно-Предтеченского храма на Луке, которая, по словам местных жителей, не сохранилась до наших времен, вторую ‒ на Барановке. По словам директора этой школы Б. И. Богодушко, ее построили в 1903 году из кирпича, который получили в результате разборки винокурни. Эта школа служит нашим детям и сейчас. Носит название: «Коммунальное учреждение, Сумская общеобразовательная школа І-ІІІ ступеней №5, города Сумы».
В последние годы к школе Линтваревых пристроили спортивный зал. Она приобрела современный вид.
БРАТЬЯ
Павел Михайлович Линтварев (1861‒1911 годы) ‒ старший из двух братьев. «Старший сын, ‒ пишет все в том же письме Суворину 30 мая 1888 года Чехов, ‒ тихий, скромный, умный, бесталанный и трудящийся молодой человек, без претензий и, по-видимому, довольный тем, что дала ему жизнь. Исключен из 4 курса университета, чем не хвастает. Говорит мало. Любит хозяйство и землю…».В студенческие годы Павел Михайлович посещал кружок «Братство», образованный в начале 1880-х годов в Петербургском университете. Там он знакомился с проблемами нравственного самоусовершенствования и социально-политическими вопросами. Члены кружка отвергали революционный террор, как метод давления на власть. Они свое призвание видели в развитии общественной самодеятельности, в труде земских учреждений и беспощадной критике власти.
За участие в кружке в 1887 году его исключили из Петербургского университета. После этого П. М. Линтварев пребывал под негласным надзором полиции.
В 1888 году А. П. Чехов в письме к издателю А. С. Суворину сообщал, что он отвечает на его послание, пришедшее в разорванном конверте, «чему мои хозяева и домочадцы придали густую политическую окраску». Это ‒ свидетельство того, что Павел Михайлович был неугоден власти, за ним велось наблюдение.
В целом, со стороны власти к оппозиционно к ней настроенным Линтваревым создавалась нездоровая атмосфера. Несмотря на это, Павел Михайлович добился восстановления в университете, который успешно окончил и получил диплом кандидата права. В течение 1890 ‒ 1893 годов трудился на юридическом поприще. Он был назначен кандидатом на судебные должности при Виленском, а затем при Ковенском окружных судах. Он исполнял функции секретаря суда и адвоката в криминальных заседаниях.
В течение 1892‒1893 годов П. М. Линтварев работал помощником секретаря в Харьковской судебной палате. 28 августа 1893 года вышел в отставку. В сентябре 1895 года впервые был избран гласным Сумского уездного земского собрания, а уже через три года ‒ председателем уездной земской управы. Пребывая на этой должности, он получил чин титулярного советника. Затем его выбрали в Харьковское губернское земское собрание.
Георгий Михайлович Линтварев (1865 ‒ 1943 годы). Это самый молодой ребенок в семье Александры Васильевны. Разносторонне одаренный.
Он окончил Сумское реальное училище, Харьковское музыкальное училище. Был вольнослушателем Харьковского университета. Учился в Петербургской консерватории, но в связи с болезнью не окончил её. Поступил вольноопределяющимся в Сумской гусарский полк, вышел в запас рядовым. В начале 1890-х годов жил в Париже и Женеве, занимался музыкой, слушал лекции в Сорбонне.
Знакомство Г. М. Линтварёва с Чеховым относится к 1888 году. В письме (май 1888) Чехов, перечисляя жителей именья, пишет о нём: «Второй сын ‒ молодой человек, помешанный на том, что Чайковский гений. Пианист. Мечтает о жизни по Толстому».
Осенью того же года Линтварёв появляется в Санкт-Петербурге, где Чехов пытается помочь устроить его судьбу. Он пишет сестре Георгия Е. М. Линтварёвой: «Два слова о Вашем пианисте; если он в Питере займётся делом, то из него выйдет большой толк». 13 ноября 1888 года Чехов справляется у А. Н. Плещеева: «Где Жорж Линтварёв? Что он делает? ». Затем снова Е. М. Линтварёвой (23.11.1888): «Плещеев пишет, что Ваш композитор работает». В следующем письме Е. М. Линтварёвой (конец декабря 1888 года): «В Питере я многократно виделся с Вашим братом [...}. Живётся ему не скучно, он работает. Говорил я о нём с композитором Чайковским. Последний хочет познакомиться с ним и, вероятно, уже познакомился». Состоялось ли это знакомство, неизвестно, потому что Плещеев несколько позже писал Чехову: «Предложил ему ехать к Рубинштейну, но он не хочет, что-то страшится».
Со временем отношение Чехова к Георгию сменилось на более ироничное. Он зовёт его «Жоржинька», «великий пианист», «композитор» и т. п. «В Петербурге бездельничает Жорж Линтварёв» ‒ написал Антон Павлович в письме М. П. Чеховой от 14 января 1890 года. «Жоржик не имеет определённых планов и, по всей вероятности, останется на зиму дома. В этом юноше я могу понять только то, что он любит музыку, несомненно талантлив и хороший, добрый человек. В остальном же прочем я его не понимаю. На что он употребит свою энергию и любовь, неизвестно. Быть может истратит всё на порывы, на отдельные вспышки и этим ограничится». Несобранность и отсутствие ясной цели в жизни Георгия вызывали особое беспокойство Чехова в связи с тем, что в него была влюблена сестра писателя Мария Павловна.
А. И. Смагин, объясняясь М. П. Чеховой в любви, писал: «Желание быть Вашим мужем так сильно у меня, что ни любовь Ваша к Жоржу [Литварёву], ни незначительность привязанности ко мне не остановило бы меня... ».
С Георгия Михайловича Линтварева не получилось великого музыканта. Хотя Антон Павлович и его друзья давали высокую оценку его таланту. Делали многое, чтобы он сумел себя реализовать. Жорж не сумел собраться и сосредоточиться на одной цели.
Не вышло у него и породниться с Чеховыми. Несмотря на то, что сестра Антона Павловича Мария была влюблена в него.
Линтварев-младший сумел себя проявить на другом поприще. Он уехал в Харьков и занимался там политической деятельностью.
Член правления Крестьянского поземельного банка от земства. Член ревизионной комиссии губернского земства. Вошёл в «Союз освобождения». Участник земских съездов 1904 ‒ 1905 годов. Член Конституционно-демократической партии. Землевладелец Сумского уезда Харьковской губернии.
26 марта 1906 года его избрали в Государственную думу I созыва Харьковским губернским избирательным собранием от общего состава выборщиков. Он вошёл в Конституционно-демократическую фракцию. Был членом продовольственной комиссии. Подписал законопроект «О гражданском равенстве». Совместно с другими депутатами выступил с заявлением о препятствиях, которые чинились в общении избирателей со своими депутатами.
10 июля 1906 года в Выборге подписал «Выборгское воззвание». Был осуждён к 3 месяцам тюрьмы и лишён права баллотироваться на любые выборные должности.
Социальная деятельность провинциальных либералов выражалась, в первую очередь, в активной земской работе. Павел и Георгий Линтваревы демонстрировали настойчивое стремление проявить себя во всех сферах земской деятельности. За годы руководства уездным земством П. М. Линтварева значительно возросли ассигнования на социальные нужды. Оказывалась масштабная помощь местным крестьянам. Им напрокат предоставлялись сельскохозяйственные машины, совершенствовалась система мелкого кредита, продавались в кредит и прямым расчетом орудия земледелия и кровельное железо, делалось многое другое.
Благодаря этой и другой деятельности братья Линтваревы стали лидерами либерального движения в Сумском уезде. В то время Павел Михайлович был председателем Сумской уездной земской управы, а Георгий Михайлович ‒ депутатом фракции кадетов в Госдуме первого созыва.
В 1901 году возникла демократическая группа, которую возглавил председатель уездной управы П. М. Линтварев. Через два года она преобразовалась в Сумскую группу Союза освобождения (1903-1904 годы), объединившую левое крыло либерального движения.
В сентябре 1901 года П. М. Линтварев вместе с другими либеральными деятелями участвовал в нелегальном совещании в Полтаве, проходившем под прикрытием съезда по кустарным промыслам. Его участники приняли постановление об отмене телесных наказаний, о разрешении женщинам поступать в высшие учебные заведения всех типов, о расширении земского самоуправления и др.
В 1902 году братья Линтваревы вместе с другими оппозиционерами Харьковского губернского земского собрания на очередной сессии постановили обжаловать перед министром внутренних дел речь губернатора, направленную против деятельности земцев. Сам губернатор И. М. Оболенский накануне «отличился» жестоким подавлением стихийного крестьянского восстания, чем вызвал острую ответную реакцию демократически настроенной общественности.
По свидетельствам как полиции, так и участников освободительного движения, к началу революции усилиями П. М. Линтварева Сумское земство превратилось в средоточие оппозиционных сил.
Откликом на столичные события 9 января 1905 года стали забастовки на многих предприятиях в Сумском уезде и Сумах. Одновременно начались волнения в учебных заведениях. Это подвигло либералов к активизации действий. На повестку дня земского собрания начали выдвигаться предложения, касающиеся изменения государственного строя.
Но сумская группа «Союза освобождения», несмотря на авторитет среди крестьянства, так и не смогла возглавить крестьянское движение в уезде. Основной причиной упадка некогда активной и во многом передовой части оппозиции в уезде следует признать удаление из Сум братьев Линтваревых. Арест Павла Михайловича и отъезд Георгия Михайловича лишил сумских кадетов лидеров, обладавших известным влиянием на настроения значительной части населения уезда, в особенности крестьянского, признанных авторитетов, способных мотивировать и организовывать либерально настроенную интеллигенцию.
***
После революции 1917 года усадьба Линтваревых и ее хозяева пережили трудные времена. В 1918 году в бывшем поместье власти разместили части Красной Армии. Однако и сам «большой дом», и два «чеховских» флигеля, к счастью, уцелели.
В то время из семьи Линтваревых были живы Елена, Наташа и Георгий. Интеллигентная дворянская семья всю жизнь боролась за народное счастье. Первоначально революция родилась не на баррикадах и манифестациях рабочих и крестьян. Она родилась в головах интеллигенции, правящего класса тогдашней империи. Еще на каникулах на Луке, то есть в конце восьмидесятых годов, Чехов написал рассказ «Именины».
Он показал сложную политическую жизнь в уезде. Еще в восьмидесятых годах девятнадцатого века в имении Линтваревых уже говорили о различных программах борьбы с существующим строем. В начале двадцатого века братья Линтваревы уже организовывали в узде и губернии массовые акции неповиновения власти, что могло привести к изменению существующего строя.
Но когда произошла революция, они пали ее жертвой. Их смело волной революции. Имение разграбили и национализировали, законных владельцев лишили всяких прав и выставили ни с чем на улицу.
Никто не стал вникать и разбираться, что именно семья Линтваревых многое сделала, чтобы в стране произошли коренные перемены, что они были либеральными помещиками, прогрессивными интеллигентами. Либерали́зм (от латинского свободный) ‒ философское и общественно-политическое течение, провозглашающее незыблемость прав и индивидуальных свобод человека.
Они боролись за свободы и права человека, но когда свершилась октябрьская революция, их лишили всяких прав и свобод, они были вынуждены покинуть свое родовое гнездо, уехать в Харьков.
После революции никто из хозяев в имении уже не жил. В советское время в зданиях усадьбы находились различные организации, а во время фашистской оккупации на ее территории располагалась немецкая воинская часть.
В 1950-х годах главное здание усадьбы перепланировалось, центральная терраса между восточным и западным крыльями дома была заложена кирпичом, а в подвале устроена котельная. Внутренняя планировка в основном сохранилась. Долгое время в здании находилась школа. Спортзалом в то время служила ученикам барская столовая. Позже в этом доме располагалась станция юных натуралистов.
Елена Михайловна и ее сестра покинули Сумы в 1919 году. Наталья Михайловна прожила в Харькове всего три года, пока была жива ее сестра. Елена Михайловна умерла в 1922 году, хотя была всего на 4 года старше своей младшей сестры.
После ее смерти Наталья Михайловна возвратилась в Сумы. Жила в одной, принадлежавшей Линтваревым, комнате в городе.
Из Харькова пришли нерадостные вести. Ее брат Георгий Михайлович, и вся его семья тяжело болели. Требовалась срочная финансовая помощь. Наталья Михайловна ни минуты не раздумывала. Она продала комнату и осталась без жилья. Вместе с подругой жила по знакомым и съемным квартирам.
Бывшую дворянку, которая эксплуатировала крестьян и рабочих, нигде не брали на работу. Она перебивалась случайными заработками. В основном, приходящей прислугой.
Но люди продолжали удивляться стойкости этой деятельной женщины, которая всю жизнь свою провела в трудах. Она использовала каждую свободную минуту, чтобы почитать газеты и журналы. Она при любом удобном случае садилась за пианино и продолжала исполнять задушевные романсы. Она до конца жизни продолжала смеяться громким, раскатистым, жизнерадостным смехом.
Ее современники отмечали незаурядный ум Натальи Михайловны, образованность, жажду действий.
Умерла она от голода, от рака желудка, в 1943 году.
В этом же году скончался ее брат Георгий Михайлович.
Усадьба Линтваревых, в том числе флигель, где отдыхали два лета Чеховы, уже вела самостоятельную жизнь. В помещениях располагались различные советские организации, частично барские помещения заселили рядовые граждане. И только то, что здесь в свое время жил выдающийся русский писатель, возможно, спасло эти помещения от окончательного разграбления и разорения, как это случилось с остальными постройками комплекса.
В 1925 году верный друг чеховской семьи, наш земляк, А. И. Иваненко сообщил М. П. Чеховой в Ялту: «Домик, где Вы жили с Антоном Павловичем, сохранен. Весной и летом многие сумчане его посещают и берегут, чтя память Антона Павловича».
Сумы и Луку сестра писателя помнила всегда. Она не раз отмечала, что здесь прошли ее лучшие годы. Большая дружба связывала ее с Натальей.
В том же 1925 году А. И. Иваненко сообщил М. П. Чеховой в Ялту о том, что Наталья Михайловна жива, “вспоминает всех вас, шлет привет”. Переписка возобновилась, подруги мечтали о встрече, но помешала война.
Мария Павловна понимала, в какой ситуации оказались ее старые друзья Линтваревы. Мало того, что их ограбили и лишили всяких прав, в годы жестокого сталинского террора, когда страдали миллионы неповинных людей, когда расстреливали и сажали в лагеря по разнарядке НКВД, всякое могло случиться.
Поэтому сестра Чехова, сколько было возможно, старалась создать вокруг Линтваревых положительный имидж. В 1936 году Мария Павловна писала в Сумы своей корреспондентке К. В. Калиниченко о Литваревых: «Семья была весьма передовая и революционная».
Современные исследователи возражают сестре писателя. Линтваревы были либералами, но никак не революционерами. Мы можем повторить: никак не революционерами. Но они своими действиями несомненно приближали эту революцию и не заслужили на то обращение, которое им показывала Советская власть.
В одном из писем к К. В. Калениченко Мария Павловна написала: “Я так мечтаю об отдыхе и поездке на Луку, о возобновлении своих лучших воспоминаний молодости… Передайте Наталье Михайловне, что я хочу ее видеть и много, много говорить с ней”.
К сожалению, этой мечте сестры писателя не суждено было сбыться. В 1943 году Наталья Михайловна умерла. Вот как отреагировала на это событие ее подруга: “Если бы вы знали, как мне тяжело было узнать о смерти Линтваревых. Наташу я очень любила, и лучшие мои годы прошли на Луке (88–90). Мне так хотелось повидать ее, и я намеревалась в 41–42 годах поехать к ней, но, к сожалению, не удалось… Увидимся, должно быть, на том свете”.
Переписывалась с сестрой писателя и большая поклонница его таланта, многие годы ухаживающая за могилой Николая Чехова, сумчанка Ксения Викентьевна Калениченко.
Она активно начала собирать материалы о жизни Чеховых в усадьбе Линтваревых. В стороне от этой работы не осталась и Наталья Михайловна. Она передавала в сумские музеи личные вещи семьи Чеховых, делилась своими воспоминаниями.
В 1940 году Сумской краеведческий музей совместно с пединститутом сделал выставку “Чехов в Сумах”. Материалы, фото, портреты и другие экспонаты предоставлялись музею горактивом, в числе которого была и Н. М. Линтварева.
В 1947 году К. В. Калениченко получает от Сумского отдела народного образования свидетельство на право собирать материалы для открытия уголка А. П. Чехова в школе его имени (школа находилась в бывшей усадьбе Линтваревых, а ее два класса и библиотека — в чеховском флигеле). В марте 1948 года этот уголок был открыт.
В 1959 году Сумской областной совет депутатов трудящихся принял решение о создании в Сумах на Луке мемориального музея А. П. Чехова. “В связи с приближением 100-летия со дня рождения выдающегося русского писателя А. П. Чехова и отмечания этой даты, — говорилось в решении, — Исполком областного совета депутатов трудящихся решил передать дом, где в свое время жил А. П. Чехов, с баланса школы № 22 им. Чехова на баланс краеведческого музея бесплатно, для создания в нем мемориального музея А. П. Чехова».
29 января 1960 года Дом-музей А. П. Чехова в Сумах был открыт. Началась новая жизнь старой усадьбы, которая продолжается до этих пор…
Не так давно центральная улица Луки получила новое название: имени Линтваревых.
Пришлось быть свидетелем беседы двух женщин в маршрутном такси:
‒ Что это за Линтваревы, откуда они взялись? ‒ спросила одна.
Машина как раз проезжала мимо церкви Рождества Иоанна Предтечи.
‒ Это те, что этот храм построили, ‒ объяснила ей другая.
‒ Тогда понятно, ‒ удовлетворила свое любопытство та.
Улица имени Линтваревых. Так сумчане через сто лет воздали должное старинной дворянской культурной семье, которая внесла свою лепту в развитие нашего края. Только благодаря тому, что в имении Линтваревых когда-то снимал дачу Чехов, удалось высветить историю этой семьи, показать, чем жила она в конце 19, в начале 20 веков.
Отличная статья, спасибо!
ВідповістиВидалитиМы, кстати, недавно всем коллективом нашей стоматологии посещали домик Чехова в Сумах. Меня больше всего удивил рассказ экскурсовода о том, насколько река Псёл была шире, насколько больше воды было. Даже фото есть тех времён. Удивительно!
ВідповістиВидалити